мало в этом отношении, потому что была ограничена садом и кухней, но если неандерталец собирается заставить меня выйти за него замуж, я больше не буду пленницей. Я не буду какой-то трофейной женой, запертой, как Рапунцель.
Открыв распашную дверь на кухню, я останавливаюсь в дверном проеме и обнаруживаю Адриана, стоящего над плитой и разбивающего яйца на сковороду. Мой желудок сжимается при виде его в растянутой черной футболке и серых спортивных штанах, низко свисающих на бедрах. Я никогда не видела его таким одетым. Мои щеки горят. За исключением тех случаев, когда он был в спальне только в полотенце или трусах.
— Перестань пялиться, — командует его грубый голос. — Это грубо.
Я кусаю губу и падаю на землю из-за того, что меня поймали на том, что я глазею на человека, которого должна ненавидеть.
— Где Анна? — спрашиваю я с любопытством, мои глаза бродят по кухне в поисках ее признаков.
— Сегодня у нее выходной, — объясняет он, глядя на меня через плечо. — Я не монстр. Я позволяю своим сотрудникам отдыхать.
Мой отец редко позволял это. Ему это могло сойти с рук, потому что большая часть сотрудников работала на него из-за какой-то задолженности. Очень немногие люди имели свободу приходить и уходить.
— Это спорно, — бормочу я себе под нос. Адриан бросает на меня предупреждающий взгляд через плечо. Его волосы распущены и не причесаны. Несколько случайных прядей скользят по его лбу, когда его голубые глаза впиваются в мои. Он выглядит почти нормально. Человеком.
Я хихикаю про себя. Одомашненный.
— Садись, Ваня, — рычит он, но в этом совсем мало тепла. Не желая разрушать заклинание, наложенное на зверя передо мной и делающее его почти послушным, я сажусь за маленький круглый стол в уголке для завтрака, где обычно едят сотрудники. Несколько мгновений спустя он выключает конфорку, накладывает яйца и ставит одно из них передо мной.
Небесный запах окутывает меня, и я хватаюсь за вилку. Желудок урчит, когда я откусываю первый кусочек восхитительной яичницы. Они легкие и пушистые, а бекон аппетитно хрустящий. Я слышу, как открывается и закрывается дверца холодильника. Адриан ставит передо мной стакан апельсинового сока, а затем занимает свое место напротив стола.
Изо всех сил стараясь не обращать внимания на чудовищного мужчину передо мной, я сосредотачиваюсь на завтраке. Ада никогда не упоминала, что он умеет готовить. Опять же, она никогда особо о нем не говорила, когда мы были вместе.
Мне не нужно много времени, чтобы закончить тарелку. Я не осознавала, насколько я была голодная, пока еда не оказалась прямо передо мной. Я иду за тарелкой, но Адриан останавливает меня.
— Не волнуйся об этом сейчас, — говорит он мне. — Скажи мне… — он достает телефон и поворачивает его ко мне. — Ты знаешь эту женщину?
Я щурюсь и смотрю на экран. Фотография слегка размыта, но я могу различить пожилую седовласую женщину, сидящую напротив Ады в каком-то кафе.
— Нет, — говорю я, качая головой. — Я никогда не видела ее раньше, — его глаза сужаются на мне.
— Ты уверена? — спрашивает он снова. — Ты никогда не сталкивалась с ней? Ада никогда тебя не знакомила?
— Представляла меня? — спрашиваю я, слегка наклонив голову в замешательстве. — С кем она меня познакомила б? Аде, возможно, и разрешалось выполнять поручения за пределами дома, но ей никогда не разрешалось никого привозить обратно. Насколько я знаю, ей тоже приходилось везде брать с собой охрану.
— Почему?
— Мой отец никогда не доверял никому из персонала, — говорю я, прежде чем сделать глоток апельсинового сока. Свежевыжатый. — Большинство сотрудников, как и мать Ады, были в долгу перед ним. Они не работали на него добровольно, — я снова смотрю на фотографию. — Это после того, как она с тобой обручилась, — отмечаю я. — Она постриглась перед свадьбой.
Адриан берет телефон и изучает фотографию. Что-то странное мелькает на его лице, но я не могу понять, что именно.
— Ада не была горничной в твоем доме, — настаивает он. Его тон становится расстроенным, челюсти сжимаются. — Она сказала, что ее мать дружила с твоей. Что твои родители строго следили за тем, с кем ты проводишь время.
Почему Ада так сказала? Она солгала Адриану, потому что считала, что, если бы он узнал, что она служанка, он бы ее не полюбил? Это не имело никакого смысла. Я рассказала ему правду еще в доме моей семьи. Очевидно, ему все еще было трудно принять то, что я ему сказала, за правду.
Зачем мне лгать?
— Кто она? — осторожно спрашиваю я. — Женщина на фотографии?
Адриан кряхтит, откусывая последний кусок яйца.
— Это женщина, которую Ада представила как свою мать.
Встав, он относит обе наши тарелки в раковину и возвращается за стаканами. Я все еще пытаюсь понять, почему Ада могла лгать. Опять же, в конце концов, я многого не знала об Аде. Она хранила от меня столько секретов. Стала отстраненной и холодной. Я думала, что это произошло из-за ее брака с Адрианом, но, оглядываясь назад, понимаю, что все началось гораздо раньше.
— Пойдем, — говорит он мне. — Нам сегодня предстоит многое сделать, чтобы подготовиться.
Я встаю, отодвигаю стул и поворачиваюсь к нему лицом.
— Готовиться к чему? — в моей груди сжимается ощущение, что я уже знаю, что он собирается сказать.
— К нашей свадьбе.
Успешно справился.
— Разве это не скоро? — я надеюсь, что он увидит причину. — К чему спешка?
Он ухмыляется, мрачно и дьявольски. Мне понадобится очень много терапии, чтобы разобраться в том, как мое тело реагирует на него. Он делает шаг вперед, пока мы не оказываемся грудь к груди. Он так близко, что задыхаюсь. Мои легкие сжимаются внутри грудной клетки, а сердце бешено бьется, выходя из-под контроля. Адриан захватывает мой подбородок большим и указательным пальцами, заставляя меня смотреть на него снизу вверх. Мы находимся так близко, что из-за угла у меня напрягаются мышцы задней части шеи.
Я наслаждаюсь болью. Напоминание о том, что это все, на что он способен.
Боль и разрушение.
— Чем скорее поженимся, мышонок… — соблазнительно рычит он, наклоняясь, чтобы
