по-прежнему возлагались задачи по борьбе с контрреволюцией.
В мае 1922 г. при рассмотрении «Положения о контрреволюционных преступлениях» III сессией ВЦИК IХ созыва ряд членов ВЦИК был против принятия УК, доказывая, что еще не настало время для кодификации норм, регулирующих борьбу с контрреволюцией. Они настаивали на ведении борьбы путем вооруженного подавления. Но большинство членов ВЦИК отвергло это предложение. Сессия ВЦИК внесла поправку в раздел о контрреволюционных преступлениях, признав определение контрреволюции в проекте слишком узким, не отражающим остроты и изменчивости форм и методов классовой борьбы. При обсуждении проекта УК на сессии ВЦИК 17 мая в письме к Д.И. Курскому В.И. Ленин настаивал на необходимости «открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы». Он подчеркнул, что «суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас».
Принятие Уголовного и Уголовно-процессуального кодексов РСФСР имело важное значение в плане укрепления революционной законности. Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР (1922) установил общий процессуальный порядок, обязательный и для органов ГПУ, и определил гарантии прав личности. В нем были указаны меры пресечения: подписка о невыезде, поручительство личное или имущественное, залог, домашний арест, заключение под стражу. Для принятия меры пресечения требовалось мотивированное постановление. В случае избрания в качестве меры пресечения заключения под стражу следователь был обязан сообщать об этом прокурору.
По предложению В.И. Ленина и при его непосредственном участии в принятом УК, в статье 57, было сформулировано общее понятие контрреволюционного преступления. Оно гласило: «Всякое действие, направленное на свержение завоеваний пролетарской власти рабоче-крестьянских Советов и существующего на основании Конституции РСФСР рабоче-крестьянского правительства, а также действия в направлении помощи той части международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к ее свержению путем интервенции и блокады, шпионажа, финансирования прессы и тому подобными средствами».
Для осуществления карательной политики и массовых репрессий были образованы соответствующие структуры государственного аппарата. Из внесудебных органов это прежде всего Особое совещание, идею которого Сталин позаимствовал непосредственно у Александра II. Царское Особое совещание – по подозрению в умысле против монархии – хоть и судило без суда и защитника, но не имело права приговаривать к смертной казни. Сталинское Особое совещание со временем такое право получило и активно его использовало.
31 июля 1922 г. ГПУ подготовило и направило в Политбюро ЦК РКП(б) проект постановления с предложением создать при НКВД Особое совещание из представителей наркоматов внутренних дел и юстиции. В проекте постановления срок административной высылки не мог превышать пяти лет с утратой для высланного избирательного права на время высылки, причем высылка за границу могла быть и без указания срока, то есть до постановления о её отмене. Таким образом, Особое совещание при НКВД наделялось теми же правами, что и Особое совещание при МВД России в 1881 году! В августе 1922 г. Президиум ВЦИК утвердил это постановление[229].
При подавлении восстаний и ликвидации бандитизма советской властью применялись политико-экономические, чекистские и военные меры борьбы. Высшие органы власти на определенный срок объявляли ту или иную местность на военном или чрезвычайном положении. Например, Дагестан с августа 1922 г. был объявлен на военном положении, а с августа 1923 г. до конца 1928 г. с небольшими перерывами ряд регионов признавался высшими и местными советскими органами «неблагополучными по бандитизму». Об этом свидетельствуют многие документы, в частности записка по прямому проводу в Ростов-на-Дону на имя ПП ОГПУ по Северо-Кавказскому краю Е.Г. Евдокимову о постановлении Президиума ЦИК СССР от 3 сентября, в котором территория Дагестанской автономной ССР была объявлена неблагополучной по бандитизму сроком на два месяца. Для ликвидации бандитизма была образована тройка в составе: особоуполномоченного ЦИК СССР А.И. Кауля, Волдина и Маменбекова[230].
Нередко в исторической литературе утверждается, что органы ГПУ после Гражданской войны получили право внесудебных репрессий лишь 16 октября 1922 г. Уточним, не 16 октября, а значительно раньше: уже 9 марта 1922 г., когда Политбюро ЦК РКП(б) рассмотрело вопрос «О бандитизме». Затем, 16 октября 1922 г. ГПУ получило право внесудебных приговоров по всем должностным преступлениям чекистов. 28 сентября 1922 г. Дзержинский писал Ягоде: «Сегодня принято Политбюро постановление о расширении наших прав, в том числе и право ведения нами следствия и вынесения приговора по должностным преступлениям наших сотрудников.
Цель этого права – суровость наказания – должна быть нами разъяснена всем губ. отд., иначе опасения Крыленко могут оправдаться и это может превратиться в безнаказанность…» Постановление Президиума ВЦИК по этому вопросу состоялось только 16 октября 1922 г. Исходя из специфики задач и характера работы, необходимости соблюдения конспирации в деятельности ГПУ, он дал ему «право ведения следствия и вынесения коллегией ГПУ внесудебных приговоров по всем должностным преступлениям чекистов, но всякий раз с ведома НКЮ». «Каждый сотрудник ГПУ, – говорилось в приказе от 23 октября 1922 г.,– должен знать, что цель данного права помимо сохранения конспирации работы ГПУ имеет суровость наказания и создание известной дисциплины»[231].
В дальнейшем право внесудебных приговоров ГПУ—ОГПУ получено: 24 марта 1923 г. – для сотрудников Разведывательного управления штаба РККА; 1 апреля 1924 г. – по делам фальшивомонетчиков; 11 марта 1926 г. – к лицам, уличенным в вооруженной контрабанде; 4 апреля 1927 г. – к диверсантам; 26 мая 1927 г. – к лицам, халатно относившимся к сохранности секретных документов; 9 июня 1927 г. – к бывшим белогвардейцам, контрреволюционерам, шпионам и бандитам; 10 августа 1928 г. – к лицам, проживавшим в районах золотых приисков и признанным социально опасными; 24 августа 1928 г. – к нищим, взрослым беспризорникам, хулиганствующим элементам в Москве, Ленинграде, промышленных центрах и по железным дорогам[232].
Как видим, права органов безопасности на внесудебные репрессии постоянно расширялись: от борьбы с контрреволюционерами и уголовными элементами до профессиональных нищих. И в это же время в стране существовали уголовный розыск и милиция. Но политическое руководство страны не только не ограничило это чрезвычайное право органов ОГПУ, а в последующие годы даже значительно его приумножило. И количество приговоров к высшей мере наказания оставалось значительным. Только за 10 месяцев 1923 г. суды вынесли 971 приговор к ВМН, трибуналы – 296, всего – 1267, из них было утверждено в отношении 487 лиц. За это же время ГПУ были осуждены и расстреляны 604 человека. Н.В. Крыленко писал Ф.Э. Дзержинскому 1 февраля 1924 г., что этот показатель «должен быть признан чрезмерно высоким»[233].
Высшие органы власти
