я тут же пришёл в себя. А спустя несколько минут уже с интересом оглядывался по сторонам.
— Где это мы, Тляк? И сколько времени я пролежал в беспамятстве? Как там Олтей? — вопросы сыпались один за другим. — Что это за уродина ползает там за изгородью?
Тляк вместо ответа только посмеивался в усы. Дескать, скоро всё узнаешь, не спеши.
— Постой, а я ведь то чудище уже где-то видел… Точно помню, подходило оно ко мне. А потом его Шая прогнала. Но я тогда решил, что это мне в бреду померещилось. А выходит, он на самом деле был? И Шая тоже?
Пока я без умолку болтал (порошечек бодрил, видимо), Тляк обернулся к подошедшему Шадоху.
— Никак очнулся? — с обескураживающей прямотой спросил про меня урд. — А я-то уж думал…
Тут он вспомнил, зачем приходил, и постарался придать лицу озабоченный вид.
— Тляк, ты Пешко не видел?
— Как с вечера на болото за травками ушёл, так больше и не появлялся, — ответил Тляк. — А зачем он тебе?
— Да не мне, — отмахнулся Шадох. — Кут его ищет. И тебе тоже велел подойти. Вроде бы, согласились наконец нахты на наши условия.
— Ещё бы они не согласились! — себе под нос пробормотал Тляк, так, что только я расслышал. — Всю ночь по становищу грязь месил, к архонту ихнему подходы выискивая. А иначе ещё б неделю здесь проторчали.
Карлюк с кряхтеньем поднялся и зашагал к заставе.
*****
Всё-таки иногда полезно немного поболеть. Пока все суетятся, я спокойно себе лежу и лениво наблюдаю.
Кут перевешивает на странном устройстве из четырёх изогнутых коряг каждый мешок, что-то бормочет толстыми губами и оставляет палкой на земле пометки. Надо же! Оказывается, этот увалень считать умеет.
Наблюдать за торговлей не слишком интересно. Я и в городе не слишком интересовался коммерцией, а теперь и подавно. Единственное, что важно сейчас — это Шая. Почудилось мне тогда, или она и в самом деле сделала это? Вот ведь незадача, даже слова не подобрать к тому, что она делала. Но я бы не прочь узнать это слово. И повторить пройденное. Но если всё-таки померещилось, как я ей всё объясню? Опять начнёт насмехаться, забросает едкими, колючими словами.
А сама смазлица, как нарочно, даже не смотрит в мою сторону. Пожалуй, она даже слишком усердно помогает отцу. Так ведь это ещё не доказательство. Да, я чувствую её беспокойство, но и его можно объяснить тревогой за самочувствие отца. Олтей, правда, уже почти оправился от раны, но Шая, кажется, готова не только мешки за него таскать, но и самого смазля на руках носить. Нет, сейчас к ней подходить не стоит, подожду. Тем более что разгрузка уже закончилась. Теперь принялись пересчитывать пакетики с порошком. Но и здесь всё не слава богу. Раскрасневшийся Кут вдруг заорал на уродливого, похожего на пень со щупальцами, нахта.
— Ты что же, нечисть болотная, делаешь? Мы же договорились по двенадцать горстей за свинотяг. А где здесь двенадцать горстей?
Глыбарь затряс мешочком перед глазами продавца. Чудак, лучше бы по кругу водил — нахту, с его-то зрением, разглядеть было бы проще.
Болотный урод опасливо отполз за спину Тляку и с ним же предпочёл объясняться:
— Тляк, скажи Каменному лбу, что порошок был подготовлен заранее, по десять горстей в мешке. Перевешивать слишком долго. Я просто добавлю ещё сорок порций, и будем в расчёте.
Эта задача уже явно превышала скромные мыслительные способности глыбаря. Да и весь коллективный разум фраев справился с ней нескоро. Они спорили, толкались, вырывали друг у друга палку и чертили на земле всё новые и новые знаки. Пока наконец не решили, что сделка получается более-менее честной. Впрочем, Кут, кажется, оставался при другом мнении. Решил, что заплачено лишь за трупы, а ведь мешки, из которых нахты доставали тела, тоже чего-то стоят. Договориться об увеличения оплаты не получилось, потому Кут решил просто забрать мешки обратно — благо, они уже опустели и валялись под деревом никому не нужной кучей.
Казалось бы, наконец все успокоились. Но через минуту сын старосты снова поднял шум:
— Так, а это что такое? Откуда это здесь? Что это, я тебя спрашиваю! — Кут держал в руках какую-то замызганную тряпку и с каждой фразой кричал всё громче. — Это ж Пешкова сумка! Он в ней травки хранил, и с ней же вчера пошёл на болота. Почему ж она здесь, и вся в крови? Отвечай, падла, что вы с ним сделали?
Похоже, у стоящего неподалеку нахта от страха подкосились нижние конечности, и он, смешно перекувыркнувшись, бухнулся верхними в землю. Впрочем, нет. Это он так пустил корни и начал потихоньку покрываться плотной корой. Ловко придумано!
Но Кута жалкий торговец уже не интересовал. Глыбарь будто бы собирался объявить войну всему племени нахтов.
— Тляк, Олтей, что ж это делается-то? Мы их подкармливаем, а им, получается, всё мало! Они уже живых фраев есть приноровились. Ну, я вам сейчас устрою, слизняки вонючие!
Карлюк со смазлем молчали. Что тут можно ответить? Похоже, сын старосты на этот раз прав. Другое объяснение трудно придумать.
— Где, ты говорил, их главный обитает? — Кут дёрнул карлюка за плечо так, будто с ним тоже собирался воевать. — Пойдём, покажешь. Я этому архонту пару слов сказать хочу.
— Может, не надо? — засомневался Тляк. — Не справишься ты с ними, да и доказательств у нас пока нет. Вот вернёмся, соберём народ, тогда и пойдём правды добиваться.
Но глыбаря было уже не остановить. Ни словами, ни чем-либо ещё.
— Доказательств?! — рявкнул он, размахивая в воздухе окровавленной сумкой. — А это — не доказательство? Так и скажи, что струсил. А ещё с орденом биться собрался! Ну, ничего, я и без тебя разберусь. Кут, сын Бо, своих подопечных врагам на съеденье не бросает. А вы ждите меня здесь, раз кишка тонка!
Разбушевавшийся глыбарь, разбрызгивая по сторонам фонтаны грязи, умчался в сторону становища нахтов. А на поляне установилась мёртвая тишина, как будто съели не одного Пешко, а весь наш отряд.
— Вот что, Олтей, — нарушил молчание хмурый Тляк. — Нагружай-ка ты свинов, и отгоняй как можно дальше от заставы. Чую я, не уйдём мы отсюда добром. А мы с Луффом пойдём Кута выручать.
Вот спасибо за предложение! Только что говорили, что я едва живой после болезни, а теперь пожалуйте, сир Луфф, с нахтами воевать. Но моего мнения, как всегда, никто не спрашивает.
— Порошка хоть отсыпь!
— Это пожалуйста, хоть подавись! — мило пошутил карлюк. — Только я тебя очень прошу, не увлекайся, береги