Саныч, тут муж Дигай приехал. Ага. Поняла.
Кладет трубку и кивает на стулья у стены. Влад садится, а я хожу. Сердце херачит в груди, как сумасшедшее. Уебок! Вот кто я! Надо было ее остановить, умолять остаться. Хватаюсь за башку, стекаю вниз по стене.
— Ром! Рома! — брат падает на колени передо мной.
— Сестра!
— Поднимай его. Закатай рукава, — командует она.
Как раз в этот момент подходит врач.
— Это что за произвол в моем отделении? — измеряет давление, просит сестру принести какие-то лекарства.
Засовывает мне их в рот.
— Какие у нас нынче папаши чувствительные пошли, — хмыкает. — Муж Дигай?
Киваю.
Поднимаюсь, становится легче.
— Доктор, что с Аделией? — спрашиваю хрипло.
— Небольшое сотрясение, ушиб грудной клетки, ссадины и ушибы мягких тканей. Уже в приемном отделении у нее началось кровотечение. Мы сделали все, что могли, — серьезнеет.
— Почему она в гинекологии и что за кровотечение? - сердце выпрыгивает из груди.
— Так беременная же. — В ушах шумит, сердцу пиздец, что-то режет там внутри, не вдохнуть, не выдохнуть. — С ее анамнезом это приоритет.
Мне послышалось? Смотрю на Влада, но тот охреневше поворачивается ко мне.
Врач хмурится, переводит взгляд с меня на Влада.
— А вы точно родственники?
Неужели она и вправду беременна?! Внутри нее мой ребенок, а я веду себя как урод! Сука, как болит-то. Тру грудину. Эй, там, наверху! Если прямо сейчас ты выбираешь между мной и моим ребенком, забери меня, только дай жить нашему малышу!
Смотрю в одну точку, пытаясь переварить новую информацию. Подключается Влад:
— Артем Александрович, Роман бывший муж Аделии, они развелись пару месяцев назад, — объясняет ему. — Он отец ребенка.
Врач, кивает.
— Что с ребенком? — я прихожу в себя.
— Пока с плодом все в порядке. Судя по осмотру, удар пришелся в голову и грудную клетку. Вполне возможно, кровотечение вызвано стрессом, но следует наблюдать.
Я обязательно поставлю тебе свечку. Сотни свечей. Сбереги!
— Мы можем ее забрать?
— Нет конечно! — сводит брови. — За пациенткой нужно наблюдение. Мы вкололи ей легкое седативное, она спит.
— Можно ее увидеть? — в руках тремор, всего жестко трясет.
— Можно, — кивает. — Но завтра. Сейчас она отдыхает. Приезжайте завтра с вещами. Забирать из больницы не советую, но перевести в частную — можно организовать. Я так понимаю, вы не местные и хотите, чтобы ваша жена лежала ближе к дому? Устройте это, и мы подготовим все необходимые документы на перевод в частную клинику. Сейчас опасный период. Хотя бы недельку за ней нужен присмотр в рамках стационара.
— Ром, поехали, — уговаривает меня Влад, а я не могу сдвинуться с места.
Ну как я тут ее оставлю? А вдруг она проснется и поймет, что одна?! Хочу быть с ней рядом. И отшлепать ее как следует за то, что не сказала! И за то, что подвергла себя опасности.
Моей вины тут тоже дохрена, и мне предстоит еще разобраться с ней. Надо было скрутить Делю и затащить в дом, ведь видел же, что херня на улице. Понадеялся на счастливый случай. Дебил.
— Я останусь, — упираюсь рогом.
Доктор кладет руку мне на плечо:
— Роман, не стоит. Обещаю, мы проследим за вашей женой. К ней вас все равно не пустят до завтра.
Лезу в куртку, достаю купюры:
— А можно ее в хорошую палату и под присмотр?
Мягко улыбается и забирает деньги, складывает их и засовывает в карман моей куртки.
— Этого не надо. У нас все палаты хорошие, как и врачи. Не переживайте. Я попрошу сестру, чтобы почаще заглядывала к Аделии Виссарионовне. А теперь поезжайте.
Выпроваживает нас.
Звоню Инге, но та говорит, что будет тут ночевать. Просит привезти вещи Никиты и ее. Договариваемся, что завезем завтра.
Пиздец отметили день рождения.
Глава 40. Лицо
Аделия
Поднимаю тяжелые веки и осматриваю помещение.
Я в палате еще с одной молодой девушкой, которая смотрит на меня квадратными глазами и всхлипывает.
— Чего ревешь? — спрашиваю ее.
Мой голос… боже… это реально мой голос? Как будто мне в рот насыпали мешок песка. Я говорю с жутких хрипом. Внутри все сухо, безумно хочется пить.
Девушка с койки напротив вскакивает и подносит мне бутылку воды, дает попить. По ее щекам текут слезы.
Панический страх накрывает с головой. Я хватаюсь за живот и поднимаю взгляд.
— Да нет! Нет, нет! — она прижимает руки к груди и тут же стирает слезы. — С твоим малышом все в порядке.
Просто камень с души. Я ложусь на подушки и расслабляюсь. Тело каменное, конечности болят. Особенно рука и голова.
— Понимаешь, это все гормоны, — она снова всхлипывает. — А тут ты. Лежишь вся такая… побитая. И тебя так жалко.
Хватает бумажный платок и с шумом сморкается в него.
— Который час? — спрашиваю ее.
— Семь утра, скоро обход. Тебя привезли ночью. Сказали, после аварии. У тебя сотрясение и что-то с рукой. А еще… а еще…
Она виновато закусывает губу.
— Выкладывай уже.
Быстро моргает, и глаза у нее наполняются слезами. Качает головой и молча тянется к пудренице на своем столике, открывает и протягивает мне.
Принимаю ее и поворачиваю зеркалом к себе.
Оно совсем маленькое, но я могу рассмотреть свое отражение. Черные мешки под глазами, бледность лица, огромный синяк на лбу и шишку. Все это ничего.
А вот выбритый висок, от которого к скуле тянется шов по щеке, уже не очень приятное зрелище.
Не знаю почему, но я ничего не чувствую.
Внутри меня так пусто, как будто все подчистили с хлоркой. Ни единой эмоции. Ведь я же должна страдать по этому поводу? Мое лицо всегда было идеальным. Никаких тебе прыщей или морщин. А вот теперь на меня смотрит изуродованная картинка.
Всхлип. Тихий плач.
— Как тебя зовут? — спрашиваю девушку.
— Ма-маша.
— Мамаша? — улыбаюсь, даже нахожу силы усмехнуться.
Маша замирает, а после через всхлип смеется, и я улыбаюсь шире. Это приносит мне жуткий дискомфорт. Шиплю и тут же пытаюсь приложить к ноющей ране руку, но вовремя себя одергиваю.
— Маш, прекращай плакать, — прошу ее. — Все ж хорошо вроде? Нет?
— А лицо? — спрашивает она тихо, но плакать перестает.
— А что лицо?
