- Поздно, - улыбнулся агпа. - Ход замедляется, чувствуете? Это моя станция.
Герман кивнул, прекрасно понимая, что монах сел в их вагон неспроста, а ради какой-то конкретной цели. И цель его, судя по всему, достигнута. Допытываться дальше не имело никакого смысла, равно как и пытаться тем или иным способом удержать агпу-гипнотизера.
Ученые разошлись, не прощаясь - оба «переваривали» случившееся. Когда и каким образом купе покинул Каранихи, они не заметили.
Крыжановский отправился к себе и долго, молча курил, задаваясь вопросами, которые пока не имели ответов. Наконец, признав усилия бесплодными, профессор поднялся. В коридоре его тотчас же окликнули.
- Герман, как от вас папиросами несет! Шучу-шучу, я уже почти привыкла, но ворчу по привычке, - появление Евы моментально убило в голове Крыжановского все посторонние мысли, заставив думать только о ней одной, и ни о чем более. Но, поскольку человеческое лицо не в состоянии менять выражение, поспевая за мыслями в голове, Ева успела все заметить:
- Снова вас что-то тревожит? Герман, неужели вы так никогда и не научитесь просто наслаждаться жизнью? Наверное, мужчины потому и живут меньше женщин, что непрестанно заняты поисками поводов для беспокойства. Причем там, где их просто нет!
Глава 3 То, что объединяет всех европейцев
1 мая 1939 года.
Бенгалия. Город Дарджилинг, 2134 м над уровнем моря.
Пейзаж за окном, порядком утомившись, встал. Ветер треплет кроны кривых хилых деревцев, заставляя их ходить вверх-вниз, словно грудь запыхавшейся дворняги. Дарджилинг встречает путешественников примолкшей во мраке вокзальной площадью. За зданием вокзала виднеются безликие глинобитные строения, тянущиеся в ночь - они будто пытаются вскарабкаться на Крышу Мира. И снова при выгрузке суетятся юркие шудры, гудящей мошкарой увиваясь вокруг европейцев.
Герман с Евой удалились в сторонку, предоставив разбираться с багажом команде Унгефуха, да Краузе с Беггером. Подошел Шеффер, громко сетуя на опоздание поезда, из-за которого теперь придется блуждать в потемках. Впрочем, долго блуждать не пришлось - через площадь располагалась вполне приличная гостиница «Элгин», построенная, как заявила Ева, в викторианском стиле. Там и заночевали.
Утром Герман проснулся в прекрасном расположении духа и выглянул в окно - открывшийся прекрасный вид лишь поспособствовал хорошему настроению.
«Да здравствует Первое мая - Международный день солидарности трудящихся! - мысленно возликовал профессор. - Да здравствует дружба между народами! Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»
Выйдя в коридор, он заглянул к Шефферу.
- Замечательное утро, оберштурмфюрер! - крикнул в закрытую дверь ванной, откуда доносились всплески и пофыркивание.
В ответ фырканье чуть усилилось, а Герман двинулся дальше по коридору.
- Доброе утро, герр Краузе! Приветствую, герр Беггер! О, гауптшарфюрер, куда это вы направляетесь спозаранку? Этим утром ваша серая рубашка смотрится почти голубой! Практически голубой!
Оставляя, таким образом, позади недоуменных спутников, Крыжановский добрался до комнаты прекрасной фройляйн. На осторожный стук Ева открыла дверь сразу.
- Я знал, что вы уже не спите. В такое утро невозможно долго спать, - сказал Крыжановский.
В ответ она улыбнулась, и утро стало еще безоблачнее.
«Какой из меня, к черту, разведчик, - глядя на девушку, подумал Герман. - Дилетант, как правильно заметил криминалдиректор Гюбнер. Хватит уже врать самому себе, пора признаться - ведь влюбился как последний мальчишка. Ева, похоже, тоже увлечена. И что прикажете делать с этой нежданной любовью? Отдаться на волю чувств, а в результате и самому погореть, и девушку за собой потянуть? Или, может, посмотреть на вещи с холодным цинизмом - воспользоваться подарком судьбы и превратить прекрасную, наивную, доверчивую Еву в свою игрушку? Нет, тысячу раз нет - все что угодно, только не это!»
- Неужели так заметно?! - по-своему отреагировала на взгляд Германа красавица и мгновенно прикрыла пальцем крошечный прыщик над верхней губой. - Я и сама чувствую, как кожа на лице становится грубой, будто подошва сапог Унгефуха. А все проклятая смена климата и жесткая индийская вода. Что же теперь делать?…
Казалось, девушка вот-вот заплачет. Герман же поклялся впредь следить за своей мимикой, иначе рискует в один прекрасный момент нарваться на более опытного физиогномиста, способного точнее распознавать тайный ход мыслей собеседника.
- Как настроение у прекраснейшей женщины Азии? - лучезарно улыбаясь, спросил подошедший Краузе, чем еще больше расстроил Еву.
- Я - чистокровная немка, - отрезала девушка и отправилась совершать утреннюю прогулку. Холодный кивок не оставил у мужчин сомнений: в их сопровождении не нуждаются.
- С праздником тебя, товарищ Крыжановский! - огорошил вывернувший из-за угла Шеффер. - Как говорят в России: кто праздничку рад - тот до свету пьян! Шучу! Ты трезв, дружище, следовательно, нет повода сомневаться в результатах проверки твоей расовой полноценности.
- Не только в России и Германии празднуют этот день, - буркнул Краузе, - но и в Испании тоже. У почитателей корриды сегодня - Праздник всех цветов: молодые люди дарят их своим избранницам! Если не ошибаюсь, подобный обычай существует и на Сицилии. Ну, да ладно, не знаю, как вы, господа, а я решил пройтись перед завтраком.
Шеффер с Крыжановским пожелали присоединиться к коллеге, и вся троица отправилась совершать моцион.
Утро действительно выдалось чудесным, однако его изрядно портил по-поросячьи визгливый голос Унгефуха, громко считающий по-немецки. Оказалось, что он, а также Фриц, Карл, Эдмонд и Вилли с неподдельным усердием делают утреннюю физическую зарядку. Белесые рыбьи тела обнаженных до пояса эсесовцев дергались в каком-то подобии религиозного экстаза, что производило весьма отталкивающее впечатление.
- Надеюсь, на завтрак нам не подадут рыбу? - заметил Герман.
Краузе неопределенно передернул плечами, зато Шеффер отлично понял шутку и ухмыльнулся:
- Очень может быть, что как раз рыбу и подадут - бенгальцы ее очень любят. Впрочем, сейчас узнаем - если не ошибаюсь, это удар гонга, созывающий к завтраку.
Действительно, в прозрачном горном воздухе повис чистый мелодичный звук.
К радости Крыжановского, рыбы в гостиничном меню не оказалось - все блюда представляли собой смесь риса, фасоли, гороха и пряностей. Названия зависели лишь от пропорций названных ингредиентов.
Господин Каранихи охотно объяснил причину подобного кулинарного постоянства:
- Таким способом хозяин гостиницы выказывает гостям особое уважение, потчуя их исключительно пищей браминов.
