- Можно сделать, как вы просите, - заявил он охотно. - Только заклинать столь высокообразованных господ очень трудно. Вот если бы вы приказали принести постный ужин, благодарность моя стала бы безмерна, а возможности почти безграничны.
Улыбка монаха не внушала доверия, а в речи явно присутствовала какая-то двусмысленность. Нести ужин, однако, распорядились - интересно же.
Вскоре выяснилось, старик действительно кое-что умеет: горка коричневого жареного риса дематериализовалась с принесенного проводником блюда буквально мгновенно. Что до заклинания мыслей, то…
…В дверях показался господин Каранихи и спросил:
- Саибы, я пришел засвидетельствовать почтение знатному ученому гостю: подскажите, где я могу найти этого мудрого человека. - Взгляд переводчика мазнул по монаху, будто не замечая.
- Это ты про него, что ли, про агпу? - спросил Шеффер.
- Не знаю, о ком вы говорите, я пришел засвидетельствовать…
- Так вот же твой ученый гость! - рявкнул Шеффер, показывая на бродягу.
Каранихи непонимающе захлопал глазами:
- Саиб пошутил, но я по недомыслию не могу понять его шутки - там никого нет!
Шеффер с Крыжановским не успели изумиться, потому что в дверной проем втиснулась рельефная фигура Сигрида Унгефуха, облаченного в армейские штаны и майку.
- Проснулся и не могу понять, что меня разбудило. Оберштурмфюрер, вы не звали меня? - спросил эсесовец, обводя взглядом купе. И также скользнул по старику, словно не замечая.
- Позвольте, да неужто и вы тоже не видите этого…мудрого человека?! - вскричал Шеффер.
Старик мурлыкнул сыто и с глаз Унгефуха и Каранихи спала пелена - вдруг на койке у самого окна, на европейский манер закинув ногу на ногу, материализовался бродячий монах.
- Мудрый человек, говорите? Хм, да он просто оборванец, - хмыкнул Унгефух и с достоинством удалился. Переводчик, напротив, остался стоять столбом, таращась на старика.
- Эрнст, - сказал Герман удовлетворенно. - Ты нуждался в подтверждении ментального воздействия? Пожалуйста, в лучшем виде.
Шеффер не возражал - он лишь потрясенно качал головой.
- Мы даже не достигли Тибета, но уже столкнулись с чудом. То ли еще ждет впереди… - сказал Крыжановский мечтательно.
- Лично мне не по себе стало, как только представил, что старик может и меня как этих двоих…, - буркнул Шеффер зло. - Поражаюсь, что тебе удается сохранять спокойствие и бодрость духа. Настоящий нордический темперамент. Куда там подевался гауптшарфюрер, что сомневался в твоем арийском происхождении - пусть бы полюбовался…
- Спасибо за добрые слова, Эрнст, но тут дело не в арийском темпераменте - просто мне кое-что известно о буддийских монахах. Уверяю, эта братия - мирная и неопасная.
- Объяснись! А то, стыдно сказать, не я тебя, а ты меня постоянно просвещаешь относительно местных нравов и обычаев.
Глубоко вдохнув, Герман приступил:
- Буддийское учение разделяет человечество на две части: нан-па¬, «расположенные внутри», то есть, собственно, буддисты и чи-па, «расположенные снаружи», то есть - не буддисты. Однако сами буддисты еще членятся на две подгруппы. Первая - это миряне, обязанные исполнять лишь пять заветов Будды: не убивать, не красть, не развратничать, не лгать и не пьянствовать; вторая подгруппа - это послушники и монахи. Для монахов, живущих в монастырях, обязательны все девять заветов Будды, добавляющие к запретам трапезу в неположенное время, участие в таких развлечениях как танцы, песни и театральные представления, также им нельзя пользоваться украшениями и косметикой. Ну, а для полного счастья запрещено спать на высоком или просторном ложе, да принимать от мирян золото и серебро. Другое дело - нищенствующие, бродяжничающие монахи. Как любое духовное лицо на Востоке, они пользуются у населения огромным уважением, но несут несколько иное бремя, нежели их монастырские собратья. Бродячие монахи плохо следуют основным заветам Будды, зато свято блюдут собственные обеты - обеты, данные перед лицом Благословенного, один на один.
- Из этого никоим образом не следует, что наш агпа не может нам навредить. Может, он, как раз-таки, и не давал подобного обета, - возразил Шеффер.
- В том-то и дело, - торжествующе продолжил Крыжановский, - известно сколько угодно случаев, когда странствующие монахи предавались самому безобразному разгулу и разврату, но ни одного случая, когда бы они проявили агрессию. Силу, правда, применяли, но только в целях самозащиты.
- Ценная информация, спасибо, что успокоил, - поблагодарил Шеффер, но тут же встрепенулся: - То есть, ты хочешь сказать, что этот…м-м…ученый человек, возможно, возвращается из Калькутты, где предавался непотребству с прокаженными девками в звериных клетках? То-то, гляжу - вид у него довольный как у сытого кота.
Герман рассмеялся:
- Возможно, хотя и маловероятно.
Старик же во время разговора улыбался и кивал головой, будто понимал немецкий язык.
- Быть может, уважаемый агпа соизволит сказать, как он относится к Далай-ламе? - спросил вдруг Шеффер по-тибетски.
- Зачем это тебе? - изумился Крыжановский.
- Надо, - упрямо отрезал начальник экспедиции.
Ответ монаха, однако, для Шеффера оказался непонятен:
- Что он сказал?
- Гхм, - кашлянул Герман. - Ну, ругает он Владыку Тибета. Да так ругает, словно личную обиду простить не может.
- Вот как?! - удивился немец. - Очередной тибетский сюрприз: я был твердо уверен, что буддисты относятся к Далай-ламе как к воплощению Будды.
- Воплощению Бодхисаттвы, - автоматически поправил Герман, недоуменно почесав подбородок.
- За что ты не любишь Далай-ламу? - снова спросил Шеффер.
Монах выслушал вопрос и рассмеялся. Европейцы стоически перенесли приступ веселья старца.
- Ты ведь не буддист, старик?! - мрачно сказал Крыжановский.
- Бодхи? - переспросил монах. - Ой, вряд ли. Тот, кто видел Будду, не верит в него.
Чуть подумал и досказал:
- А кто знает истину, не верит никому. Будде в том числе. Говорит ли вам что-либо название Бон-по?
Герману это слово сказало все, как ни странно, Шеффер тоже не стал переспрашивать.
Религия Бон, более древняя, чем буддизм! Черная вера, отрицающая личность Будды, но принимающая грядущего мессию Майтрейю. Они совершают те же обряды, что и буддисты, но наоборот. Молитвенные колеса вертятся в обратную сторону, так же свершаются хождения в храме. Кроме того, Бон изображает свастику так же, как нацисты - катящейся навстречу солнцу.
- Зачем ты поехал с нами, агпа? - медленно и твердо произнес Герман.
- С этого вопроса надо было начинать!
Шеффер сладко потянулся, не вставая:
