отдел.
— Не знаю, почему вдруг кстати, но не приходило. А должно было?
— Светлана удивилась тому, что не было. Сказала, что это, скорее всего, ошибка Императорской канцелярии. Остальным уже разослали. И добавила, что разберется.
— Ага, — сказал Серый. — Вот и посмотрим, пришлют или не пришлют. Это тоже показатель.
— Да не показатель вовсе, потому что Александр меня сам по себе не переваривает и мог не захотеть видеть мою рожу в такой день. Ладно, решили ставить прослушку, едем.
— Куда?
— Ко дворцу, конечно.
— Нам бы сейчас внимания поменьше привлекать, — в глубокой задумчивости потер Постников подбородок.
— Под невидимостью поедем.
— А ты уверен, что у нас никто не заметит или что камера не поймает момент, если ты расслабишься? Закрывать машину куда сложнее, чем себя одного, плюс вероятность того, что под невидимостью в нас кто-то врежется, ненулевой. Дворцовая площадь опять же, нашими камерами утыкана по самое не могу. Нет, ехать надо легально, только не ко дворцу, а в заведение поближе.
Уследить за всем сложновато, с этим не поспоришь, так что пришлось признать правоту Постникова.
— Там рядом заведений нет, — напомнил я. — Если клановые дома, есть административные, но никуда просто так не завалишься. Хотя жаль, что не завалишься, потому что тогда я бы оставил с вами свой фантом, а сам бы свинтил в нужном направлении.
Серый открыл карту города, но только убедился в моей правоте. Разве что можно было найти пару мест, от которых пробежка в моем исполнении заняла бы минут пятнадцать в одну сторону. И это если не будет неожиданностей. А ведь нужно было закладывать часа полтора-два на все про все. А еще думать, не покажется ли подозрительным, что мы втроем вообще из поместья выбрались.
Размышление прервал звонок от Глазьева. Я смотрел на телефон и прикидывал, отвечать или нет, уж слишком неоднозначные отношения у нас были, и Глазьев наверняка винил меня в смерти единственного сына. Но узнать, чего он хочет, все же следовало.
— Добрый день, Егор Дмитриевич.
— Добрый день, Ярослав Кириллович. Я бы хотел с вами поговорить, — довольно мирно ответил Глазьев. — Не по телефону, а при личной встрече.
Я невольно бросил взгляд на карту. Где дом Глазьевых, я помнил. От него до дворца было относительно недалеко. И было недалеко для одного из мест, которые мы присмотрели в качестве отведения глаз. Считать ли это знаком провидения? Проблема в том, что вряд ли Глазьева устроит общение с фантомом, да и визит на нужное время не затянется.
— По поводу чего вы хотели поговорить?
— Это личный вопрос, я бы не хотел доверять его телефону, — заупрямился он. — Вы не могли бы подъехать ко мне? Я бы подъехал и сам, но в последнее время чувствую себя не слишком хорошо. Я понимаю, Ярослав Кириллович, что у вас ко мне нет теплых чувств, но очень прошу вас пойти мне навстречу.
Голос у него действительно был не особо бодрый. Подкосили его события, связанные с сыном. Думал я недолго. От Глазьева можно поехать в ближайший ресторан, и это никто не посчитает подозрительным.
— Скажем, в течение часа вас устроит, Егор Дмитриевич?
— Вполне, Ярослав Кириллович. Буду вас ждать.
Я отключил телефон и сказал:
— Едем к Глазьеву, а потом в ресторан.
— Гуляем, — радостно хохотнул Серый.
На удивление он спокойно отнесся к известию о проблемах с правящим домом, как будто был уверен, что я их разрулю. И это несмотря на то, что я ему говорил, чем для меня закончились проблемы с прошлым моим императором. Да и сам я сейчас не на пике, только более-менее восстановился после общения с Накрехом. Мне бы сейчас полноценный отдых не помешал, чтобы не перенапрячься. Не все проблемы с источником, которые могут вылезти, удается купировать.
— Да, это будет более-менее естественно: сначала по делам потом поесть, — признал Постников. В отличие от Серого он относился к будущей операции куда серьезнее. Переживал не столько за себя, сколько за Марту. — Но насколько безопасно в принципе ехать к Глазьеву? Он в зону наших интересов не попадал уже давно, но это не означает, что он стал к нам хорошо относиться.
— Не особо хорошо к нам относился его сын, — напомнил я. — А Егор Дмитриевич пытался прогнуть меня, начиная с первой встречи, но в этом было больше спортивной злости, чем ненависти.
— С начала вашего знакомства много чего изменилось, — заметил Постников, намекая на смерть Романа.
— Много, — согласился я. — Навредить Глазьев мне вряд ли навредит, а едем мы к нему больше для прикрытия, чем в действительности с ним общаться. Если наше общение станет мне в тягость, то я просто уйду. А вам и заходить нет необходимости.
Так что выехали мы, не скрываясь ни от кого, и даже цель назвали — визит к Глазьеву. Выскочившей ко мне матери я сказал, что если в городе задержимся, то там и поедим, чтобы она не переживала.
— Ярик, я и так тебя почти не вижу, — возмутилась она. — Ты приехал из школы и сразу заперся с Даниилом Егоровичем, потом Сергея Евгеньевича пригласил. А на мать у тебя времени опять нет.
— Мам, что поделаешь, дела.
Я развел руками, показывая размер своего огорчения. Мама ко мне подошла сама и поцеловала.
— Дела делами, а о семье забывать нельзя.
— Я и не забываю — возразил я. — Никогда не забываю, мама. Просто поверь мне. Я все делаю ради семьи.
Потому что, если я где-то облажаюсь, погибнет слишком много людей, и не все из них мне неприятны. Напротив, большинство тех, на кого нацелились Тумановы, я считаю своей семьей.
— Вера Андреевна, он же ради вас только и старается, — влез Серый. — Не ради себя же он сейчас пластается. Даже в законный выходной — и то по делам едет. Мы с Данилом Егоровичем стараемся часть проблем с него снять, но есть вопросы, которые только сам Ярослав может решить.
К Серому у мамы осталось уважение еще с тех времен, когда она считала его моим учителем по магии, помогающем исключительно из любви к ближнему. Поэтому его слова подействовали на нее куда сильнее, чем мои.
— Ладно уж езжайте, куда собирались. — Махнула она рукой. — Дела, значит
