к рынку, ждала, что глянут из толпы, загорятся смоляные глаза. И придет время вернуть долг.
Не появлялась цыганка.
А недавно, после петлюровского налета, соседка прибежала, сказала: убитая женщина в переулке лежит. Молодая, красивая, черные кудри снегом запорошены, серьги из ушей вырваны, и весь снег у головы красный. Цыганка.
Решила Тася: ее знакомая погибла. И рассказала про давние предсказания Мише. Он лишь брезгливо дернул уголком рта:
— Ради бога, Тася! Что за глупости. Бред, бабьи сказки.
Но нет, Тася в слова о предназначении мужа теперь крепко верила. Ведь и золото было, а богатство не пришло. Миша и впрямь мучил ее сильно. А значит, исполнится и последнее предсказание: вспыхнет его путеводная звезда, к удаче выведет.
Она пыталась ободрить себя надеждой, но накачивать оптимизм становилось все труднее, даже подкрепляя свою веру цыганскими пророчествами.
В этот год вернувшаяся в Киев Тася не радовала веселостью и общительностью. Она разучилась хохотать, веселиться с молодежью, она словно погасла и светилась лишь отраженным светом — от взгляда, слова Миши. Все ее внимание было сосредоточено на нем. Окружающие удивлялись: что же в ней раньше было такого, притягательного? Тася редко смотрела на себя в зеркало и, если задуматься, почти не относилась к себе как к отдельной личности, которая могла бы существовать без Михаила. Если его мучила зависимость от морфия, то она целиком зависела от него.
И это, кажется, все больше раздражало Михаила. Тася казалась ему мелкой в своих интересах, страстях, малоинтересной как личность и совершенно не интригующей как женщина. Надежная подпорка, всегда находившаяся под рукой, отдушина в тягостные часы, самый близкий и тайный соучастник неблаговидных поступков и упаднических настроений — незавидная роль, обреченная на провал. Тася не роптала, привычно ощущая его превосходство, свою подсобную роль в Мишиной жизни. Никакого иного призвания, кроме помощи мужу, не ощущала в себе эта молодая, сильная женщина и никаких желаний, кроме того, чтобы быть полезной единственно важному для нее человеку.
Она даже не отдавала себе отчета в том, что спасла его там, в глуши, погибающего от морфинизма. Доктор Бомгард — герой повести «Морфий», — не сумев вырваться из наркотической зависимости, застрелился. Вполне вероятен такой исход был и для самого Булгакова. Если бы рядом не было Таси.
7
Домик на Андреевском спуске, светивший теплыми окнами в ночи исторического бурана, из последних сил берег своих обитателей.
«…По счету киевлян у них было восемнадцать переворотов. Некоторые из теплушечных мемуаристов насчитывают их двенадцать. Я точно могу сообщить, что их было четырнадцать, причем десять из них я лично пережил».
Власть все время менялась, подчиняя город новым законам. Никто не знал, что будет завтра, какие портреты вывешивать, какие деньги припрятать, а какие поскорее спустить. Выглянет горожанин на улицу, с опаской приподняв край шторы, и перекрестится.
«То мелькнет в беге цепь и тускло блеснут золотые погоны, то пропляшет в беззвучной рыси разведка в жупанах в шапках с малиновыми хвостами, то лейтенант в монокле с негнущейся спиной, то вылощенный польский офицер, то с оглушающим бешеным матом пролетят, мотая колоколами-штанами, тени русских матросов».
«…В зиму 1918 года Город жил странной, неестественною жизнью, которая, очень возможно, уже не повторится в двадцатом столетии… Тут немцы, а там за дальним кордоном, где сизые леса, большевики. Так вот-с, нежданно-негаданно появилась третья сила на громадной шахматной доске… Было четыреста тысяч немцев, а вокруг них четыреста сорок раз четыреста тысяч мужиков с сердцами, горящими неутоленной злобой… Петлюра!!!»
Весь день ухали за городом пушки. Уже в темноте пришел Коля Сынгаевский с Карасем, рассказали: петлюровцы наступают. Гетман шляхетского войска, в то время удерживающий Киев, решился наконец формировать дружину из бывших офицеров царской армии, необученных студентов и юнкеров, находящихся в городе.
— Куда мальчишек под пули этих живодеров подставлять? Им же числа нет! Я вашего гетмана… — горячился Михаил, — повесил бы первым. Кто полгода тянул, запретил формирование русской армии? Гетман. А теперь, когда жареный петух клюнул, начал формировать русскую армию! В двух шагах враг, а они спохватились — дружины, штабы!
— Панику сеешь, — хладнокровно сказал Карась.
— Я? Панику? Вы меня понять не хотите. Жертва это, а не сражение. Мальчишки против армии! Но лично я уже решил: как бы там ни было, завтра иду в этот самый дивизион и запишусь врачом. Врачом не возьмут, пойду рядовым.
— Правильно! — Карась стукнул по столу.
— Завтра пойдем все вместе, — решил вспыхнувший пятнистым румянцем Сынгаевский, — вся Алексеевская императорская гимназия. Ура!
Ночевали у Булгаковых и чуть свет пошли в штабы дивизиона. До захвата города Петлюрой оставалось чуть больше сорока часов. И никто еще не знал, что позорно бежал под покровом ночи гетман, бросив обреченный город.
Что произошло дальше, с потрясающей трагической силой и магией личного присутствия изображено в романе «Белая гвардия».
Гетман и его штаб тайно скрылись под покровом ночи, бросив в городе один на один с несметным воинством Петлюры горстку юнкеров и спешно вооруженных гимназистов. На заснеженных пустых улицах пытались удержать эти юные смертники, возглавляемые отважными офицерами, мощную конницу Петлюры. Поняв, что их предали, бросили на произвол судьбы, храбрый Най-Турс приказал юнкерам немедля сорвать погоны и разойтись по домам. Он и Николка остались на улице прикрывать отступающих мальчишек.
А в Алексеевской гимназии собрались поднятые по тревоге и спешно вооруженные гимназисты. Впервые взявшие в руки винтовки, они должны защищать город. Полковник Малышев, узнав о побеге гетмана, приказывает дивизиону разойтись.
«— Господин полковник, разрешите поджечь здание гимназии? — светло глядя на полковника, сказал Мышлаевский.
— Не разрешаю, — вежливо и спокойно ответил ему Малышев.
— Господин полковник, — задушевно сказал Мышлаевский, — Петлюре достанется цейгауз, орудия и главное, — Мышлаевский указал рукой в дверь, где в вестибюле над пролетом виднелась голова Александра (на парадном портрете Александра Первого. — Л.Б.).
Малышев повернулся к Мышлаевскому, глядя на него внимательно, сказал следующее:
— Господин поручик, Петлюре через три часа достанутся сотни живых людей, и единственно, о чем я жалею, что ценой своей жизни и даже вашей, еще более дорогой, конечно, их гибели приостановить не могу. О портретах, пушках и винтовках попрошу вас более со мной не говорить».
По сюжету романа Алексей Турбин, не получивший предупреждения о предательстве гетмана, попадает под пули петлюровцев. Его ранение, побег, чудесное спасение загадочной черноглазой Юлией — печально-романтическая ветвь сюжета, сплетенного из элементов личных впечатлений и великолепного живого вымысла.
На самом деле было так. Как и решили, Сынгаевский, Карась, Николка и Михаил рано утром отправились записываться в армию. В полдень Михаил
