хотел быть планшетом, где файлы можно удалить без возможности восстановления.
Тощий в черном переспрашивает:
– Первого?
– Да, – Сизиф натягивает привычную скептическую усмешку. – Тогда я еще надеялся, что это будет первый и последний удар. Не возражаете, если я все-таки выпью кофе?
Начальник в белом делает рукой позволяющий жест.
В ладонях Сизифа появляется его кружка с кофе.
– А если закурю?
– Не переходите границы, – строго говорит Начальник в черном.
Сизиф пожимает плечами и делает большой глоток, изображая удовольствие от вкуса кофе.
Он отлично знает, что эти зануды уже не помнят ни одного вкуса. Их проекции пусты и безжизненны.
Но они не знают, что и его проекции теряют жизнь.
Тощий с завистью смотрит на чашку.
– Так что там с первым ударом?
– О… – загадочно произносит Сизиф, подняв брови.
Глава 31
Два месяца и 6 дней до конца
– Ты последние деньги на свои авантюры просрал! – кричала Марина, намывая тарелки и со звоном ставя их в сушилку.
Егор сидел поодаль в их маленькой кухне в квартире, где давно не делался ремонт. Вид у него был жалкий, ссутулившийся, глаза в пол.
Раздражающе мигала лампочка в пыльной люстре под потолком.
Егор ковырял ногтем столешницу.
– Говорила мне мама, – Марина с нарастающим остервенением елозила резиновыми перчатками по дну очередной кастрюли, – это авантюрист, не выходи за него, в нищете всю жизнь будешь.
– Откуда мне было знать? – оправдывался Егор неестественно бодрым тоном. – Партнер уродом оказался, почему я виноват?
Натертая до блеска кастрюля так грохнула о сушилку, что Егор понял: тон выбран неверно.
– А ты всегда не виноват! Видать, я виновата, что пашу как лошадь!
Закончив с посудой, Марина вытерла покрасневшие пухлые руки о скомканное полотенце и резко развернулась к Егору. Ее голос стал еще выше и громче:
– Все, что у нас с детьми осталось, – мамино!
Махнув рукой, Марина случайно задела фигурную вазу из тонкого стекла. Та разбилась на мелкие острые кусочки.
На мгновение Марина замолкла, а потом на ее глаза навернулись слезы. Вся она сразу как-то сжалась и осунулась.
Марина встала на колени и принялась бережно собирать осколки в свои большие, мягкие ладони.
Ее теплое, пухлое тело сотрясали рыдания. Она их не сдерживала. Марина не была умна, но отлично знала, как женские, вырывающиеся из самой утробы рыдания влияют на мужчин. В особенности на ее слабого и бесхребетного мужа. Она хотела, чтобы ему стало плохо, очень плохо.
Однако она не играла. Обида, злость, бессилие – все это разом захлестнуло ее.
– Не найдешь нормальную работу – выгоню тебя к чертям! – проговорила Марина сквозь рыдания.
Для Егора разбитая ваза была шансом для примирения. Он тут же опустился на колени рядом с женой и начал собирать осколки.
Скоро она простит его. Проплачется, и ее отпустит. Так уже бывало.
Первый же осколок рассек ладонь Егора. Причем удачно: кровь щедро заструилась, картинно падая крупными каплями на светлый пол.
Егор схватился за руку и, немного переигрывая, скривился от боли.
Марина никак не отреагировала на старания мужа, однако рыдать перестала. Она продолжала собирать осколки, периодически поглядывая на лужицу крови на полу, а потом и на самого Егора.
Тот продолжал морщиться, с опаской разглядывая руку и позволяя крови пропитывать рукав свитера.
Марина молча встала и выкинула осколки в мусорное ведро. На мужа она поглядывала уже несколько встревоженно.
– Глубоко, зараза… Ну ничего… Сейчас пластырем заклею…
Марина тяжело вздохнула:
– Вот как так получается? Родились два брата. Один вырос, человеком стал, а ты…
– А ты – жалкое недоразумение, не мужик, – зашептал Сизиф, стоящий прямо возле Марины.
Все это время он находился здесь. А перед этим побывал у делового партнера Егора, надоумив того оставить напарника без копейки.
Всего-то несколько правильных слов, остальное сделает сам человек: объяснит, найдет аргументы, оправдает себя.
Марина молчала, уже готовая выплюнуть острые слова.
– Ну же… а ты не мужик, – подначивал ее Сизиф.
– А ты…
Марина осеклась, глядя на кровоточащую руку Егора, которую он пытался кое-как замотать салфетками.
– Эх, иди уже сюда, балбес. Салфетками он бинтуется.
Сизиф хмыкнул и криво улыбнулся.
Эта женщина оказалась упрямее здоровенного мужика, который этим утром послушно кинул Егора.
Егор поднялся на ноги и боязливо поплелся к жене, как мальчишка, который принес в дневнике очередную двойку.
Марина выкинула пропитавшиеся кровью салфетки и достала бинт. Слезы снова подступили к глазам.
Снова бессилие.
Сейчас Сизифу можно было отдохнуть и подождать. Они сами скажут друг другу все, что требуется.
Он сел на стул возле разбитой вазы, посмотрел на свежеиспеченные булочки.
На мгновение ему показалось, что он вспомнил запах…
Но нет, улетучилось.
– Дай мне месяц, Маринка, – сказал Егор шепотом.
Слезы потекли рекой из серых глаз Маринки, но она продолжала бинтовать руку мужа.
– Денег-то уже нет, – всхлипнула она. – На что ты собираешься дела свои крутить? Все наследство свое спустил в унитаз!
– В долг возьму… у брата!
Марина усмехнулась сквозь слезы:
– Ты с ним по гроб жизни не расплатишься. Да и не до тебя ему сейчас с Ленкой-то. Все наследство на нее и потратит.
Одной рукой придерживая порезанную ладонь мужа, второй Марина залепила ему звонкую оплеуху.
– Нет, – проговорила она, вытирая нос рукавом халата. – Смириться тебе надо. Кем родился, тем и останешься. Работу нормальную найди. А не найдешь – имей в виду…
Марина закончила бинтовать руку и посмотрела в глаза мужу твердым взглядом:
– Видеть тебя больше не захочу.
И она вышла из кухни, хлопнув дверью.
Егор остался стоять у окна, глядя на шоссе и железную дорогу – единственный пейзаж, который он наблюдал уже много лет.
Егор мечтал, что еще год-другой, и они не будут просыпаться душными летними ночами под грохот колес товарняка. Что он перевезет дочь в квартиру, куда та будет с радостью приводить друзей. Свозит жену на море, и она наконец перестанет сравнивать его с мужиком каждой встречной бабы… С детства его всегда все сравнивали. И всегда не в его пользу. Он старался. Старался как мог. Чего же этот гребаный мир, сотрясающийся от проходящей под окнами очередной электрички, хочет от него теперь?
Он всегда проигрывал там, где другие побеждали. Поэтому теперь он старался пойти в обход.
Честно старался.
И на этот раз был так близок.
Так близок.
Сизиф подошел к Егору и зашептал:
– Ты брату роднее жены. Приспичило же ей очухаться так не вовремя. Это она назло. Она тебя никогда не любила.
Совершенно бредовые слова. Но Сизиф знал, что
