кажется, была самим совершенством: нежной, доброй, женственной, любящей – в общем такой, что хотелось блевануть.
Как Лиза, знавшая только тумаки и предательство, использование и ненужность, сумеет изобразить такую?
Он… этот доктор… он ведь быстро все поймет.
– Не спишь? – тихий голос вывел ее из раздумий.
Лиза вздрогнула. Она оглянулась, решив, что это Сизиф. Но нет, это был не он.
– Можно к тебе?
Лиза кивнула не своей головой. Чужие светлые волосы пощекотали ее лицо.
Сергей подошел к ней, не решаясь коснуться. Он выглядел как ребенок, который мнется перед учительницей, чтобы отпроситься в туалет:
– Тебе нужны еще фотографии? – спросил он.
Лиза помотала головой. Ее плохо слушавшиеся руки принялись собирать фото. Она каждый раз начинала что-то делать, когда он появлялся, лишь бы не встречаться с ним взглядом. Она боялась, что, заглянув ей в глаза, этот без пяти минут праведник увидит то, чем Лиза была на самом деле: злобным, грубым существом, не чувствующим ничего, кроме обиды на весь мир.
Фото выскользнули из неловких пальцев и рассыпались по покрывалу.
Сергей тут же бросился их собирать. Потом, сложив стопкой, положил на тумбочку.
Иногда ей просто хотелось треснуть ему по башке, таким старательным он был.
Только сейчас Лиза заметила, что Сергей тоже пытается не смотреть ей в глаза.
Пауза затянулась. Никто не начинал разговор: ни словом, ни жестом. Слышно было, как гудела лампа под потолком. Ветер завывал за окном.
– Это так странно, – начал наконец Сергей, – общаться с собственной женой, будто с незнакомым человеком.
Медленно, осторожно он взял ее тонкую бледную руку. Лиза не вырвалась, позволила. Такова была ее работа.
Он поднес руку жены к лицу и просто уткнулся в нее. Лиза чувствовала ладонью, как бьется теплая жилка у него на лбу.
Прошло несколько мгновений.
– Что еще я могу для тебя сделать? – спросил Сергей. – Может, ты хочешь чего-нибудь особенного?
Лиза знала, чего хочет. Но этого он ей дать не мог.
Правда, было еще кое-что. Незначительное, говоря честно. Она даже не очень-то этого и хотела, но все же придется сказать.
– Хочу… смотреть… себя, – с трудом проговорила она.
Как же ее бесило, что она, получив тело, не могла нормально пользоваться им! Ведь времени так мало, когда еще в следующий раз ей представится такая возможность?
– Что? – переспросил Сергей. – Ты имеешь в виду зеркало?
Лиза кивнула.
Сергей, как мальчишка, которому наконец разрешили взять конфету, метнулся к тумбочке. Там у него был целый набор: кремы и мази, расческа для ее светлых волнистых волос и зеркало. Зачем? Неужели он все это время надеялся, что она когда-нибудь восстанет и захочет поглядеть на себя?
Красивая.
Хрупкая.
С такими большими голубыми глазами.
С такими до тошноты идеальными чертами. Раньше за такое лицо Лиза отдала бы правую руку, а сейчас была бы рада хоть как-то просто пользоваться этой рукой.
Интересно. На всех фото глаза Елены всегда были такими спокойными. В них не было… искры, что ли.
В глазах, который сейчас смотрели из зеркала, искра была. Еще слабенькая, но явная. И это единственное, в чем Лиза узнавала себя. Она сморщила нос – идеальный нос Елены тоже сморщился.
Скривила губы – пухлые бледно-розовые губы скривились в ответ.
Нахмурилась – ровный белый лоб в едва заметных веснушках тоже нахмурился.
Твою же мать, эта баба даже хмурится красиво.
Понятно, почему он так любит ее.
А вот Лиза всегда все делала по-уродски.
По крайней мере, так говорил отчим.
Сергей, державший перед Лизой зеркало и наблюдавший за ней, усмехнулся ее гримасам.
Лиза смутилась, но потом увидела, что он усмехнулся по-доброму. Вроде как любя или типа того. Так усмехаются проказам ребенка.
Лиза такого никогда не видела. Хотя нет, мачеха именно так смотрела на своего сына. Того, которого Лиза чуть не утопила.
– Ты совсем не изменилась, – сказал Сергей, достав расческу и нежно расчесывая волосы жены.
Лиза поймала взгляд Сергея в зеркале.
– Все те же светлые, добрые глаза.
Теперь усмехнулась Лиза.
Не сдержалась.
Прости, Сизиф. Здесь ты, вообще, или нет?
Отложив расческу и зеркало, Сергей достал что-то из кармана.
Лиза не могла вспомнить, как называется этот предмет.
Так странно. Слово просто вылетело из головы.
На его месте была зияющая пустота, как от вырванного зуба.
Как такое вообще может быть?
– Я книгу тебе принес, – сказал Сергей.
Да, книга, конечно!
– Твоя любимая, «Мастер и Маргарита».
Лиза очень надеялась, что идеальные черты белокурой женщины не приняли скептического выражения.
– Хочешь, почитаю?
Нет конечно!
Лиза согласно кивнула, изо всех сил стараясь сделать «светлые и добрые глаза».
Черт, так, наверное, получается еще хуже.
Глаза, должно быть, покраснели от старания.
По крайней мере, слезы навернулись.
Сергей это заметил.
– Все будет хорошо, вот увидишь, – сказал он, проведя рукой по лицу Лизы.
Еще бы, кретин, уж я постараюсь. Все будет очень хорошо. У меня.
Лизе нравилось называть его про себя кретином.
Так она испытывала меньше смущения. Особенно когда он смотрел на нее влюбленными глазами.
Сергей принялся читать.
«Что за бредятина», – думала Лиза.
Делая вид, что слушает, она обеими руками, как смогла, взяла зеркало и слегка повернула его так, чтобы видеть себя хоть в краешке. Лиза разглядывала лицо, с которым ей предстоит прожить некоторое время.
Хоть какой-то бонус за удовольствие испражняться под контролем медсестры, а иногда и медбрата.
– Сизиф? – мысленно позвала Лиза. – Ты здесь?
Тишина.
Он обещал, что будет появляться по первому зову.
Хоть какое-то развлечение.
Зачем он понадобился ей сейчас?
Она не могла ответить точно.
Он всегда требовался ей, когда Сергей был рядом.
Так она точнее понимала, кто она и на чьей стороне.
Тело…
Никогда раньше она не понимала, как приятно иметь тело, чувствовать свой вес.
Ощущать легкую сладость где-то внизу живота, полноту под диафрагмой, тепло собственных ладоней, пульсацию в шее. Иметь то, чем ты можешь трогать этот мир, взаимодействовать с ним, ощущать его.
Ничего этого она не чувствовала раньше.
Иметь тело – такой соблазн, такой дурман.
Как хорошо было бы просто слиться с ним. Даже если тело такое полуживое, как это.
– Сизиф, мать твою! – сказала она молча.
– Да здесь я. Не кричи.
Лиза подняла глаза – он стоял позади Сергея.
Прямо сейчас
– Стало ясно: подошло время для первого удара, – говорит Сизиф.
Он точно помнит тот день.
Здесь, где минуты тянутся вечность, где бессмертие становится проклятием, он научился помнить все, как будто оно случилось вчера.
Что ему не удается, так это забывать.
Иногда он бы
