злая. Я никогда не вижу Бастиана, а когда она встречалась с ним, то всегда пыталась отослать меня от него.
Дана ревновала к тому времени, которое, по слухам, я проводила с Бастианом, а Тесси ревновала к тому времени, которое Дана когда-то провела с Бастианом за ее счет. Ирония судьбы не укрылась от меня, но Тесси была восьмилетним ребенком, и у Даны не было оправдания ее мелочному поведению. И еще тот факт, что все крутилось вокруг Бастиана, хотя ему явно было наплевать на всех, кроме своей семьи.
Я откинулась назад и изучила лицо Тесси. Мне не нравился ее брат. Черт, да я его и в лучшие дни с трудом терпела. Но Тесси мне нравилась. Она была именно той невинностью, которую я хотела и поклялась защищать, когда только поступила на работу в ФБР.
Я говорила тихо, чтобы слышала только она.
— Такие люди, как Дана или любая другая девушка, с которой встречается твой брат, не имеют для него такого значения, как ты. Говорит он тебе об этом или нет, но ты — его самый любимый человек на свете.
Я не любила ее брата, ее семью и все, за что они выступали, но это не распространялось на Тесси. Она была чиста.
По крайней мере, пока.
Может быть, через десяток-другой лет все изменится, она пойдет по стопам своей семьи, и я стану тем, кого позовут арестовывать ее, но до тех пор она была всего лишь ребенком. Невинной. Чистой. Защищенной.
Она прикусила губу.
— Правда?
Я кивнула головой, и моя улыбка затмила ее нерешительность. Я была честна. Я могла бы сказать о нем много негативных вещей, но я скажу Бастиану следующее: он любил свою семью, и больше всего он любил свою сестру.
Это было видно по тому, как он уделял ей внимание, как ухаживал за ней и разговаривал с ней так, как я никогда не видела, чтобы он разговаривал с кем-то еще. Жаль, что она этого не понимала, но она поймет это, а когда поймет, то поймет, как ей повезло, что у нее есть семья, которая ее любит — даже если она состоит из преступников и самого большого болвана, которого я когда-либо встречала.
В конце концов, это больше, чем я могу сказать о себе.
Губы Бастиана сложились в небольшую ухмылку. Он выглядел человеком так, как часто выглядят знаменитости: живой, живущий на той же планете, что и я, но такой недосягаемый.
— Тесси, ты закончила говорить обо мне?
— Нет.
Он закатил глаза.
— Очень жаль. Мама приехала, чтобы забрать тебя.
Она неохотно слезла с моих коленей, слегка помахала мне на прощание, а затем обняла брата за ноги и вышла за дверь. Бастиан остался в комнате и на мгновение замолчал. Я встретилась с ним взглядом, и в кои-то веки мой взгляд был бесстрастным.
Мне было интересно, что он увидел, глядя на меня. Тяжелое смирение моих плеч? То, как я ссутулилась на его сиденье, чтобы заглушить боль в спине? Мои ноги, скомканные на полу в ленивом, болезненном беспорядке, который я не могла найти в себе сил, чтобы удержать?
Я не сомневалась, что он все это заметил, инвентаризировал и обработал.
Такой уж он был человек.
Но его ничего не выражающие глаза встретились с моими и не отрывались от них.
— Почему ты не защищалась? — Он имел в виду против Даны.
С моих губ сорвался усталый вздох.
— Я не беспокоюсь по пустякам.
Мы оба замерли, услышав мои слова, но подтекст был ясен и висел в воздухе. Я беспокоилась о нем. Он был значимым. В конце концов, мы всегда были на войне, в бесконечной битве, где оружием служили ум и похоть.
Я тосковала по своей постели. Не по моей фальшивой кровати в моей фальшивой квартире. А по моей настоящей. Ту самую, с пятном от вина в углу и запахом кофейных зерен, въевшимся в матрас с тех пор, как тетя приготовила мне свое нелепое органическое средство для удаления пятен от кофе, а у меня не хватило духу сказать ей, что эти вещи вместе не имеют никакого смысла, тем более в средстве для удаления пятен.
Мне хотелось зарыться головой в подушку Tempur-Pedic и проснуться через год, когда унижения наконец-то утихнут, а Бастиано Романо станет лишь воспоминанием, от которого я не смогу избавиться, но с которым не придется сталкиваться.
Я ждала, что он что-нибудь скажет.
Чтобы усугубить мое унижение.
Но он не сказал.
Вместо этого он кивнул головой и повернулся к двери, но прежде чем уйти, повернулся ко мне лицом.
— О, и Ариана?
У меня заныли ладони.
— Да?
Между нами воцарилось молчание.
Он выглядел так, будто хотел сказать что-то важное, но остановился на фразе:
— Ты опоздала.
— Ты пойдешь со мной, — заявил Бастиан, проходя в основную часть бара.
Не вопрос.
А утверждение.
Как будто у меня не было выбора в этом вопросе.
— Прости? — Я продолжала расставлять стулья для последующего открытия, не удосужившись посмотреть ему в лицо.
— Кто на кого здесь работает?
— Ты когда-нибудь был в Брунее?
— Да.
Я тупо моргала несколько секунд, прежде чем пришла в себя.
— Хорошо. Тогда ты сможешь распознать диктатуру.
Он положил руку на стул, за который я ухватилась, чтобы я перестала двигаться.
— Диктаторы тем и хороши, что им все равно, что думают их подданные… Однако они без колебаний наказывают тех, кто не выполняет их приказы. — Его голос понизился. — Вы хотите быть наказанной, мисс Де Лука?
Надо же.
Эти слова действительно прозвучали из его уст.
Вместо того чтобы бороться с ним, я отвела плечи назад и задрала подбородок, чтобы посмотреть на него.
— Ты невыносим. В любой другой компании отдел кадров просидел бы с тобой целый день.
— Хорошо, что я и есть отдел кадров.
Он повернулся и вышел за дверь, не дожидаясь моего ответа. Я едва успела схватить телефон и свитер, прежде чем погналась за ним по улице, бегая за ним, как отвергнутый любовник. Он не смотрел на меня, когда я догнала его, и скользнул в свою машину, не открыв мне дверь.
Я потянула за ручку сплющенного спортивного автомобиля, и вместо того, чтобы открыться наружу, она открылась вверх, едва не ударив меня по лицу. В его глазах светилось веселье, когда он наблюдал за тем, как я пытаюсь забраться в машину в своем коротком платье.
Я не знала, как ему удается затащить сюда