class="p1">Хотел я сказать, как вычислил полицмейстера. Как догадался, что он это. Вспомнил слова буфетчика: «Они ж на корабле служили. На флоте служба тяжкая. Их высокородие и ранен был, с тросточкой ныне ходят».
— Есть у меня подозрение, что он моряк, — отвечаю. Ох, засомневался я. До этого уверен был на все сто. А как до дела дошло, что сказать? Одни догадки.
Шеф усмехнулся.
— Потому что Рыбак, что ль? Я тоже моряк. Мы с Иваном Витальевичем вместе служили. На одном корабле. Тонули вместе. Летучих рыб жрали с голодухи.
Посмотрел я на него, и мурашки побежали. У шефа трость в руках — как буфетчик сказал. Вот про кого он? Про этого полицмейстера, что в кровати лежит, или про того, что на стуле сидит? Про старого или нового? Блин, вот попал... Может, это сам шеф? Тогда зачем он сам себя ищет? А затем — узнать, найдёт Найдёнов чего или нет. Не найдёт — дурак Найдёнов. Найдёт — так ему и надо...
Тут в дверь постучали. Елизавета Ивановна крикнула:
— Господа полицейские, пойдёмте к нам! Что вы всё о деле, да о деле! Больного замучили!
Шеф встал со стула, тяжело на трость опёрся, ответил:
— Идём, Лизанька. Батюшке вашему покой нужен.
Ко мне повернулся, сказал:
— Ищи, Найдёнов. Ищи. Свидетелей, доказательства ищи. А не это вот, пустое... Найдёшь — приходи.
И в дверь вышел.
А я стою, рот разинул. Елизавета Ивановна. А рядом на кровати лежит Иван Витальевич. Так это дочка полицмейстера. Может, Рыбака. А может, моего отца. Подозреваемая в краже динамита. Привет, сестрёнка.
Глава 22
Шагал я по улице усталый и злой. Самое то для вечеринки. Наводку на место, где подозрительные типы собираются, мне дал репортёр Иванищев. Предупредил, чтобы оделся попроще, там таких любят. Так что я в самый раз. Ещё шинель старую напялил. Как есть голодный студент, на всё готовый.
Полтора дня прошли впустую. Ничего не нарыл сыскарь Найдёнов. По моргам да по трущобам мотался зря. А так всё хорошо начиналось...
В доме полицмейстера меня душевно приняли. Чаем напоили, пирогами накормили. Даже Буграчёв подобрел и смотрел без злости. Шеф сказал, уже в гостиной, что представление на мой новый чин в столицу отослал, вместе с другими документами. Как только ответ получим, так сразу будет Димка Найдёнов настоящий офицер. «Можешь заказывать новые погоны» — сказал начальник.
Журналюга Иванищев потихоньку правым глазом подмигнул, шепнул в уголке: «О встрече не забыли? Всё в силе».
Хотел я ещё тогда девицу Елизавету о каменном карьере, да о складе с динамитом на разговор раскрутить, но не вышло. Лизавета глазками поморгала, защебетала что-то о бедных голодных рабочих. Я её и так, и эдак — ничего по делу. Да ещё мешало мне, что я узнал только что. Смотрю на неё, и думаю — сестра она мне или не сестра? Смотрел, смотрел, так и не понял. Тут уже Бургачёв заревновал. Чего это стажёришка его пассию в уголке зажимает. Взял он девицу под локоток, на меня глянул, как Отелло на Дездемону. Того гляди придушит. Вот как при начальнике, дураке влюблённом, её раскручивать? И сама то ли дура, то ли умная очень. С разбега не возьмёшь.
А девица Елизавета Ивановна чмокнула меня в щёку на прощанье и сунула в карман горсть сахарных кусочков — для попугая. Она его купить у меня хотела даже, но не согласился я. Он, конечно, попугай, и толку с него ноль без палочки. Но всё равно — разумное существо. Гоблин, мне на верность заговорённый. Как же продать его? Но девица на отказ не обиделась, улыбнулась мило и руку пожала.
Но это были ещё цветочки. Пока не пошёл без пяти минут прапорщик Найдёнов — или коллежский секретарь — по своим зацепкам.
С утра, ещё солнце не встало, сгонял на Алексеевский карьер. Снова всё осмотрел — с новым управляющим, молодым парнем. Тот ничего не знал, только блеял: «Э-э, я пока не разобрался... Э-э, я здесь первый день...»
Зашёл на склад, посадил попугая Микки на динамитные ящики. Микки по ящикам побегал, крыльями похлопал. Когтями брезент поскрёб зачем-то. Потом взлетел, круг сделал над ними, и нагадил сверху. Всё.
Даже призрачный котик Талисман вылезать отказался. Он после того раза, как чокнутый эльв Левикус меня сожрать хотел, внутри сидит и нос наружу не показывает. Боится, видать. Испугал его злобный эльв.
***
Притащил я тело бухгалтера Семёна в городской морг. Тут уже от досады, что не выходит ничего, на беспредел пошёл: вытащил лучшего врача из больницы и в морг под конвоем доставил. Очень мне мой подпрапорщик Кошкин с солдатами в этом помог. Врач, правда, сильно ругался, грозился моему начальству пожаловаться, но это когда ещё будет.
Короче, притащил врача, с ним его ассистента захватил, фельдшера. Врач молодцом оказался: покойника увидел, ругаться перестал, делом занялся. Сразу видно — специалист.
Но толку от его стараний оказалось ноль. Как шеф и сказал: помер от чахотки бухгалтер Семён. Если и было что, теперь не найти.
Уж как я котика Талисмана в морге просил выйти, уговаривал — мысленно, конечно — нет. Не вылез.
И тут не вышло!
Потом я навестил полицейских агентов. Из тех, что мне Бургачёв от щедрот своих передал. Один агент оказался пьян в стельку. Ничего сказать не мог, мычал коровой, пускал слюни, растирал их по небритой роже, пытался похлопать меня по плечу. Потом свалился и захрапел.
Другой агент был трезв, как стёклышко. Но лучше бы пьян оказался. Это был гоблин — один из немногих, что остались в городе после облавы и высылки в поля.
Гоблин этот буфетчиком в забегаловке работал. Той самой, в которой мы с Альфридом и нашей бандой в карты играли. На большие деньги.
Я пришёл, время подгадал, когда народу в заведении не бывает.
Буфетчик меня увидел, кивнул, как старому знакомому. Рюмочку налил, закуски положил. Поболтали. Он мне: говорят, что дела идут не шибко хорошо. Народишко напуган, по улицам полиция так и шастает, гребут всех, кто хоть чуточку рожей не вышел. Затаились людишки, понапрасну на рожон не лезут.
Намекнул ему, что Рыбака ищу. Буфетчик скучное лицо сделал. Сказал: «Байки всё это, господин хороший. Нет никакого Рыбака. Им залётных фартовых пугают. Кличка есть, а человека — нет». Я ему: «Как же так? Ты мне говорил, есть. Говорил, под ним девки гулящие ходят.
