я ни о чем не сожалею. Любовь превыше всего!».
Джимми Билл тут же подбодрил его, подняв две руки с оттопыренными вверх большими пальцами.
Никто из мужчин ни Михаил Хазарский, ни Олег Палкин, ни их бывшие жены перед детьми и словом не обмолвились о том, что же в этой стране, под названием ― США, с плановой демократией и такой же свободой происходит на самом деле, хотя мальчики: Ефим и Женя были не так уж и малы, при желании могли как-то понять своих неадекватных будто внезапно «обкурившихся» родителей. Однако все они были немы, как те рыбы в ближайшей реке, протекающей недалеко от их города и мероприятие ― свадьбу, обставили как театральное действо необходимое для раскрутки газеты и поднятия ее тиража, а отъезд в свадебное путешествие за срочную безотлагательную командировку.
Мне, советскому человеку этих евреев эмигрантов не понять, хотя я считаю, что можно было все объяснить как-то иначе, более правдиво, указав взрослеющим детям причину такого обмана ― странное партнерство двух мужчин, нужное исключительно для того, чтобы не пропасть в чужой стране.
Клин Гейтц ― Петух номер два, обманув «молодых» раз: никакого венчания в Риме с привлечением Папы Франциска не было, ― действо происходило в муниципалитете города, правда, с широким размахом ― гей-парадом, ― хотел потянуть за собой еще и другой обман: отказывался давать деньги на свадебное путешествие. И не дал бы. Но Хазарские Михаил и Олег приложили немало сил: дверь кабинета Клин Гейтца не закрывалась, ― бегали, что те марафонцы туда и назад. Лишь после того, когда до Главного редактора дошло, что запросы молодой гей-пары ― просты и необременительны ― не Лас-Вегас, не Багамы, и даже не прекрасная Венеция, ― а ограничиваются малозатратной поездкой в какую-то Россию, где можно на сто долларов жить месяц, а то и больше, Клин Гейтц несколько успокоился и сказал:
— Я, подумаю!
Что интересно? Желаниям «молодой пары» не удалось сбыться. Им где нужно объяснили: «Россия для нетрадиционных пар из США навсегда закрыта, съездить можно, например, на Украину».
День-другой Хазарские для приличия сопротивлялись, но затем в унисон выбрали отчего-то Крым. Он тогда принадлежал не залежной. Клин Гейтц, сжалился и неожиданно «дал добро», после чего «женатики» тут же принялись торопливо с помощью бывших жен собирать чемоданы.
Хотя это была не Россия, но для удовлетворения ностальгических чувств что надо, а еще мероприятие было недорогим, а значит позволяло гей-парочке значительную часть денег из суммы, выделенных редакцией газеты, сэкономить. Они очень любили «зеленые ассигнации» и всегда, получая их в кассе, отчего-то в уме согласно текущего курса валют тут же переводили в рубли. Это у них уже сидело в генах и тут ничего невозможно было поделать ― все-равно, что запретить себе ходить в туалет.
Олег Палкин, едва вступив на должность начальника отдела, «горел на работе». Идеи, подобно вшам в детстве, буквально копошились у него в голове. Он рассчитывал, что в Крыму ему удастся связаться с языческими коллективами, театрально пропагандирующими свободные любовные связи, а еще этот «мужик в юбке» рассчитывал разбиться в лепешку и наладить контакты с тайными ЛГБТ-сообществами страны. «Они должны быть, ― ни раз говорил он с жаром Хазарскому ― Я о том слышал от Резника. Этот еврей многое знал. Жалко, что я мало с ним общался».
За счет ряда ярких, броских статей Олег был полон сил раскрутить свой отдел, одним словом, он хотел утереть нос всем сотрудникам газеты, а если удастся, то и даже своему супругу.
Ничего в жизни не поменялось. Раньше Михаил соревновался с Марией: у кого больше зарплата, теперь с ним пытался конкурировать «мужик в юбке» ― Олег Палкин. Но это в будущем. Оно Хазарскому было неизвестно. Он, однажды одолев несколько тысяч километров при переезде в США теперь боялся путешествовать по заграницам. Его все что было за пределами дома, в котором обосновался и жил Хазарский ― пугало. В Россию этот еврей рвался лишь из-за того, что хотел найти подтверждение правильности совершенного в девяностых годах поступка, а еще скучал по матери ― бабе Циле и замышлял увидеться с нею, возможно, в последний раз, пусть и на халяву. А как известно «дармовщинка» многим благостна, особенно евреям.
Этот «новоиспеченный американец» не мог простить себе того, что не уговорил мать уехать с ним и в тайне от жены он хотел помочь ей ― дать долларов. Лишние деньги старой женщине не помешали бы.
Для Хазарского, что Россия, что Украина было одно и тоже, одним словом ― СССР. Правда, для исполнения задуманного ему нужно было инкогнито выехать из Крыма и окольными путями проникнуть на территорию страны, затем добраться до Курска, а это из-за неимения паспорта было затруднено. Мой товарищ перед поездкой наверняка прокручивал в голове множество вариантов. Я не знаю, смог ли он хотя бы один из них осуществить, не мое это дело.
А еще, этот «новоиспеченный американец» понимал, что очень скоро он для всех, знавших его людей, станет неузнаваем, как бы они с Олегом в США и не сопротивлялись «демократическому катку жизни», но этот самый каток, словно Молох рано или поздно их сомнет. Пострадает не только задница Олега и его самолюбие… Но и Михаил уже будет не тем человеком. И пусть они пока все еще мужчины ― но пройдет время и их скоро невозможно будет идентифицировать. Все важное, ограничивающееся рамками их гендерного советского каркаса, подвергнется обрезанию, только на этот раз не плоти, там внизу, а бери выше ― пострадают их души.
В Крыму Хазарские: Михаил и Олег остановились в известном в СССР санатории: «Украина» ― в метрах ста от Черного моря, нужно лишь не лениться и пройти по тихой улочке вниз.
Им в нем приходилось бывать и раньше, правда, они знали этот санаторий под названием ― «Москва». Такое преобразование было вызвано неожиданным развалом огромной страны, после которого Украина совершенно случайно и незаконно приобрела полуостров Крым.
Для властей этой Украины что-либо обновлять ― делать ремонт или же возводить было затратно, а вот дать другое название учреждением, улицам и переулкам куда проще. Хоть в этом они не ленились и преуспели довольно борзо. Дав новое имя этому учреждению, администрации все-таки пришлось разориться на установку во дворе у самого входа двух гипсовых скульптур: хохла и хохлушки. А еще ладьи, с братьями Кийя, Щека, Хорива и их сестры Лыбеди. Ничего более.
«Новые американцы», оказавшись в стенах санатория, в котором не были лет пятнадцать
