Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
В балете пенсию дают в тридцать пять, поэтому в жизни Даша оставалась молодой, стройной женщиной.
Если бы не сеточка мелких морщинок, она бы сошла за девочку. Но в постели, обнимая любовницу, Бренталь ощущал жесткость тренированных мышц и почти юношескую грудь. Худенькие ножки заканчивались изуродованными пуантами пальцами и тоже страсти Бренталю не добавляли. Зато с Дашей было приятно посещать вернисажи, приемы и всевозможные рауты. Роза Семеновна с балериной внешне была весьма доброжелательна и иногда хвалила мужа за хороший вкус. Серьезно она это делала или в насмешку, Соломон Яковлевич так до сих пор и не понял.
Отъезд семьи Бренталей в Израиль многое менял в жизни обоих. Решившись на отъезд, в последние месяцы супруги стали друг другу ближе. В их отношениях появилась давно забытая теплота. Они с удовольствием оставались вдвоем. Поэтому заявление Розы Семеновны о том, что она предпочтет ужину с Темлюковым своего Тягина, и заставило Соломона Яковлевича грустно улыбнуться.
– Не беспокойся, я после театра сразу домой… – словно прочитав мысли супруга, предупредила Роза Семеновна.
– Да, милый. Представь, я не видела «Ромео и Джульетту» на Бронной. А спектакли Эфроса надо смотреть.
– Я же тебя приглашал на премьеру, – начал было Бренталь, но махнул рукой и переоделся в халат.
По телевизору шла третья серия «Семнадцати мгновений весны». Соломону Яковлевичу сериал нравился. Он теперь жалел, что отказался работать художником на этой картине: во-первых, детектив, во-вторых, женщина-режиссер. И то и другое профессор Бренталь считал несерьезным…
8
Зинаида Сергеевна, белая как мел, не мигая впилась линзами своих очков в Мишу Павшина. Тот положил ей на стол заявление. Павшин покидал министерство, единственное место, где ему кое-как удавалось кормить себя и семью. Мало этого, он стоял перед ней, начальником отдела монументальной пропаганды, и с трудом сдерживал улыбку. «Мразь, слизняк, ничтожество! Что он о себе возомнил?!» Терентьева с трудом сдерживалась, чтобы не наброситься, не вцепиться пальцами в это омерзительно-спокойное голубоглазое чучело.
– Запомните, Павшин! – выкрикнула Зинаида Сергеевна. – Ни один музей Советского Союза на порог вас не пустит. Ни одна самая захудалая деревенская библиотека не возьмет вас на работу. Я уже не говорю о школах. Я вам напишу такую характеристику, что вас в учебное заведение не только не возьмут, но будут шарахаться, как от ядовитой змеи. Где мое письмо?
– Я его потерял, – спокойно и тихо доложил Миша.
Терентьева лишилась речи. Она шевелила губами, но не могла произнести ни слова. Наконец, глотнув воды, Зинаида Сергеевна вскочила со своего кресла и, подбежав к Павшину, схватила его за полы пиджака и, тряся юношу, зашипела:
– Я вас засажу. Вы потеряли документ с подписями известных людей. Это тебе, щенок, даром не пройдет.
Перейдя на «ты», Терентьева уже не шипела, а визжала;
– Художники, подписавшие письмо, станут свидетелями. Ты сдохнешь в тюрьме.
– Напрасно вы волнуетесь, Зинаида Сергеевна.
Ни один из художников ваше письмо не подписал, – ответил Павшин. – И перестаньте меня трясти. Вы же в Министерстве культуры, а не на базаре…
– Врешь! Они подписали! Я сейчас же обзвоню весь список. Убирайся вон отсюда. И жди. Твое место в тюрьме.
Павшин брезгливо отряхнул пиджак и молча уда" лился. Терентьева некоторое время смотрела на дверь, что закрыл за собой юноша, потом бросилась к столу, достала из ящика список фамилий тех художников, чьи подписи должны были украсить злополучное письмо, и, подняв трубку телефона, задумалась. «Надо взять себя в руки. Почему этот сопляк так вывел меня из равновесия? С ним я еще разберусь. А сейчас успокоиться и звонить. Звонить и разговаривать небрежным начальственным голосом».
Терентьева решила взять с художниками резкий официальный тон.
Первым в списке стояла фамилия Шумова. К телефону подошла супруга художника.
– Я не могу его позвать. Муж занят, – сообщила Мария Ивановна.
– Это говорят из Министерства культуры. Объясните мужу, что на проводе начальник отдела пропаганды, товарищ Терентьева.
– Народный художник СССР товарищ Шумов занят. Он пишет портрет Героя Советского Союза космонавта Титова. Я непременно передам мужу, что вы звонили. Он с вами свяжется, когда закончит работу.
В Министерстве культуры, наверное, поймут, что время космонавта дорого.
Терентьева бросила трубку. В натянутой вежливости супруги Шумова Зинаида Сергеевна уловила издевку.
Каретников подошел к телефону сам. По дикции живописца Терентьева догадалась, что ее собеседник пребывает в состоянии алкогольного опьянения. Он долго не мог понять, кто с ним говорит и что от него хотят. Когда наконец понял, то неожиданно рассмеялся. Зинаида Сергеевна опешила.
– Зиночка, – блаженно проговорил Каретников, – это ты, кисуля?
– С вами говорит начальник отдела монументальной пропаганды Министерства культуры, – старалась вернуть Каретникова в реальный мир Зинаида Сергеевна. Но тот как ни в чем не бывало продолжал:
– Зиночка, кисуля, зачем ты мне прислала эту гниду Павшина с подметным письмом? Я его, кисуля, с лестницы спустил. Ты бы сама приехала. Картинку мою оценила… Мы бы с тобой шедевр обмыли.
Зинаида Сергеевна сочла нужным разговор прекратить:
– Проспитесь, Каретников, стыдно.
Терентьева крутила диск и после разговора с каждым новым абонентом осознавала, что ее затея провалилась. Кое-кто из художников вроде был не против письмо подписать, но не хотел это делать первым.
Кто-то говорил, что рад бы, да нельзя: сволочью прослывешь. Через час в дверь постучали.
– Войдите, – бросила Терентьева, продолжая названивать.
В кабинет вошел Павшин.
– Зинаида Сергеевна, вы подписали мое заявление? – спросил он, словно ничего не произошло.
Зинаида Сергеевна дрожащей рукой вывела свою фамилию.
– Спасибо, – поблагодарил Миша. – С вами было очень приятно.., работать, – добавил он и, не дождавшись ответа, покинул кабинет. Теперь уже навсегда.
Зинаида Сергеевна заперла за ним дверь на ключ и разревелась. У нее началась обыкновенная женская истерика. Плакала Зинаида Сергеевна первый раз в жизни. Как она ненавидела всех этих монументалистов, портретистов, пейзажистов. Она, Терентьева, дает им работу, выбивает деньги из областей, республик, чтобы они, эти несчастные мазилы, не сдохли с голоду, а в благодарность что? Первый раз в жизни она обратилась к ним за поддержкой… И это художники?! Да что бы они все без нее стоили? Ничего. Ни одна из их картин не дойдет до самого захудалого западного аукциона. Нигде в мире не дадут и ломаного гроша за их мазню. Художники! Им бы молиться на советскую власть, на родную партию, которая носится с ними, холит, лелеет, обеспечивает домами творчества и мастерскими. Не ей, Зинаиде Сергеевне Терентьевой, а им страшен Темлюков. Это он заявил: «Соцреализм – бред и пошлятина». Темлюков, возможно, проживет без соцреализма, а они? Что ж, рубите сук" на котором вас так сладко кормят. Художники – недоумки, но она должна бороться. Она с детства предана коммунистическим идеалам и будет стоять за них до конца. Темлюков у нее еще попляшет.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 44
