— Ну да, ну да… — задумчиво кивнул Кожухов. — А как к этому отнесется Кусков? По-моему, у него сейчас большие проблемы.
— С ним этот вопрос уже обсуждался. Он согласен. Теперь все зависит от тебя.
Матвей Иванович почувствовал небольшой укол ревности. Значит, с Кусковым они уже говорили, но почему сначала с Кусковым, а не с ним?
— Что ж, — сказал Матвей Иванович, — не скрою, мне не нравится политика, которую проводит Панин. Но тягаться с ним — это безумие. Народ доверяет ему, а нас — по малейшему знаку Панина — он разорвет на части.
— Пока, — с усмешкой сказал Шаховской — Пока доверяет. Но когда люди узнают, что Президент жулик, ему не удержаться на второй срок. Впрочем, я не уполномочен обсуждать с тобой нюансы. Ты поговоришь об этом с Алексеем при личной встрече.
— С Алексеем? — поднял брови Кожухов. — Когда?
— А прямо сейчас. Прямо к нему и двинем, если ты, конечно, не против.
— Сейчас? — Во взгляде Кожухова мелькнула растерянность. — Но у меня на сегодня были запланированы кое-какие… — Матвей Иванович наткнулся на строгий взгляд Шаховского, осекся и кивнул: — Ты прав. Пожалуй, ради встречи с Алексеем я смогу отменить все дела.
— Вот это правильное решение, — одобрил Шаховской. — Тогда вперед?
— Угу. Только схожу за портфелем.
По дороге в кабинет и обратно Матвей Иванович обдумывал услышанное. Алексей Лобанов, ныне премьер-министр, а в далеком прошлом бригадир строительного отряда и лидер «Университетского проспекта», и в самом деле никогда не забывал друзей. Он умел платить услугой за услугу. Не в последнюю очередь благодаря этому редкому качеству он и добился таких головокружительных высот. Если Лобанов станет Президентом, а Матвей Иванович поможет ему в этом — политическое будущее Матвея Ивановича обеспечено. Но если нет… (Кожухов вздохнул.) Тогда на официальной карьере можно ставить крест. Хотя (тут Матвей Иванович вновь приободрился) всегда есть возможность уйти в оппозицию и на горбу какой-нибудь либеральной партии въехать прямо в Думу! Чем не выход?
— Ну, слава Богу, — встретил его Шаховской. — Чего там долго?
— Так получилось, — ответил Кожухов, усаживаясь в машину. — Поехали.
10
И снова встреча состоялась на даче у Шаховского.
Лобанов был приветлив и доброжелателен. Он не только крепко пожал ладонь Матвея Ивановича, но и обнял его. Затем чуть отстранился и в своей обычной манере окинул Кожухова оценивающим взглядом:
— Ну, здравствуй, здравствуй! Сколько не виделись-то? Года два?
— Четыре, — сказал Матвей Иванович.
— Четыре? — Лобанов покачал головой. — Надо же, как время-то бежит. А ты все такой же. Даже брюшко себе не отрастил.
— Условия не те. Бегаешь, как волк, то одно, то другое…
— Хорошо, что как волк, а не как заяц, — заметил премьер. — Присаживайся за стол и чувствуй себя как дома.
Старые друзья расселись за журнальным столиком. Лобанов сел в зеленое кресло с бархатной обивкой и резными позолоченными подлокотниками, Шаховской и Кожухов на такой же зеленый диванчик.
— Ну вот, — вновь заговорил премьер, — теперь можно и поговорить. Как твои дела, Матвей Иванович?
Кожухов едва заметно пожал плечами:
— Не жалуюсь.
— Матвей скромничает, — с вежливой улыбкой встрял в разговор Шаховской. — Он у нас нынче медиамагнат. Четвертая власть. — По толстым губам банкира пробежала усмешка, и он тихо добавил: — Будь она неладна.
— Мое оружие — слово, Лев Иосифович, — ответил Шаховскому Кожухов. — А нынче слово немного стоит.
— Вот тут ты не прав, — сказал Лобанов. — Я слышал, что словом можно ударить больнее, чем кулаком. — Он повернулся к Шаховскому: — Лев Иосифович, разлей нам по рюмочке за встречу.
Шаховской кивнул, взял со стола бутылку «Хеннеси», аккуратно открыл ее и наполнил пузатые бокалы золотистым коньяком.
Бывшие друзья выпили, закусили, поговорили о том о сем, снова выпили, и, наконец, разговор свернул к сентиментальным воспоминаниям.
— Ты вспоминаешь «Университетский проспект»? — проникновенным баском спросил Лобанов.
— Иногда вспоминаю, — задумчиво ответил Кожухов. — Славные были денечки.
— Да, время было веселое. А сколько надежд у нас было, сколько устремлений, помнишь?
— Конечно. Не знаю, как остальные, но ты, Алексей Петрович, кажется, достиг всего, чего хотел, не так ли?
— Не так, — сказал Лобанов. Он замолчал и пристально посмотрел на Кожухова. Взгляд его серых глаз был серьезным и сосредоточенным, как у шахматиста, который сделал ход и ждал реакции противника. — Лева рассказал тебе о нашей идее?
— Насчет объединения газеты и телеканала в концерн?
— Да.
— Рассказал. Но, честно говоря, идея эта кажется мне немного… сомнительной.
— Почему?
— Ну, во-первых, должен быть проведен конкурс на покупку частоты вещания.
— Совершенно верно, — кивнул Лобанов. — Конкурс будет, но ты в нем победишь. Более того, я гарантирую тебе субсидии из госбюджета. Дело-то — национальной важности. Само собой, я тоже не буду стоять в стороне от финансовых потоков.
Кожухов прищурился:
— Ты говоришь об откате?
Лобанов поморщился.
— Грубое слово, — с неудовольствием сказал он. — Не люблю его. Но, нужно отдать должное, оно довольно точно выражает смысл сделки.
— Могу я узнать, о какой сумме идет речь?
Лобанов пристально посмотрел на Матвея Ивановича и сказал:
— Пятнадцать миллионов долларов. Десять процентов от этой суммы я удержу в качестве… — Он замолчал, подыскивая нужное слово, затем улыбнулся и махнул рукой: — Впрочем, обойдемся без формулировок. Считай это дружеской сделкой.
— Что ж, — Матвей Иванович задумчиво потер пальцем высокий лоб, — это по справедливости. А что еще?
— Все, что пожелаешь, — улыбнулся Лобанов. — Вплоть до должности министра печати. Хотя… тебе это ни к чему. У тебя ведь будет свой концерн.
— Ясно, — кивнул Матвей Иванович. — Но что потребуется от меня за все эти услуги?
— Немного, — сказал премьер. — Взамен я хочу стопроцентной лояльности по отношению к моей персоне, только и всего.
— Ты хочешь, чтобы канал стал твоим агитационным листком?
— Не надо утрировать, Матвей. В любом случае канал не сможет остаться в стороне от схватки. Не мне тебе это объяснять. Но никто не предложит тебе лучших условий. Ты просто напряги воображение и посмотри в перспективу.
— И что я там увижу?
