руку. Они переглянулись и прислушались. На улице рядом с домом послышались неторопливые шаги — остановились на миг у двери — двинулись дальше — донеслись через открытое окно. Больше ничто не нарушало ночного безмолвия ни в доме, ни снаружи: вот уже долгие месяцы Париж был окутан гробовой тишиной Террора. Это было приметное знамение времени — даже случайные шаги, звучащие несколько странно в тишине ночи, вызвали подозрения и у брата, и у сестры, и подозрения эти стали для парижан до того привычны, что беседа сама собой приостановилась, пока незнакомые шаги не стихли вдали, и ничего не пришлось объяснять.
— Луи, — продолжала Роза, понизив голос до шепота, когда все стихло, — когда мне можно будет доверить нашу тайну мужу?
— Рано! — предостерег ее Трюден. — Ни слова, ни намека, пока я не разрешу. Помните, Роза, вы с самого начала обещали молчать. Все зависит от того, чтобы вы свято соблюдали свое обещание, пока я не освобожу вас от него.
— Я буду свято соблюдать его, честное слово, невзирая на опасности, невзирая на соблазны, — отвечала Роза.
— Этого вполне достаточно для моего спокойствия; а теперь, любовь моя, давайте сменим тему. Даже у этих стен могут быть уши, и запертая дверь не защитит нас. — Он беспокойно покосился на упомянутую дверь. — Кстати, Роза, я, пожалуй, соглашусь с вашим мнением о моем новом слуге, что-то в нем есть фальшивое. Жаль, я распознал это не так быстро, как вы.
Роза испуганно вскинулась:
— Он повел себя подозрительно? Вы заметили, что он следит за вами? Луи, скажите мне самое худшее.
— Тише, тише! Не так громко, моя дорогая. Не тревожьтесь понапрасну, ничего подозрительного он не сделал.
— Увольте его, умоляю, умоляю, увольте его, пока не поздно!
— И тогда он в отместку донесет на меня в первый же вечер, когда дойдет до своей ячейки. Не забывайте, теперь между господами и слугами равенство. Мне вообще не полагается держать слугу. Просто при мне живет гражданин, который оказывает мне услуги по хозяйству, а я выражаю свою признательность материально. Нет-нет! Я могу лишь постараться перехитрить его, чтобы он меня предупредил в случае опасности, больше ничего. Однако мы снова заговорили о неприятном — позвольте мне еще раз сменить тему. Там, в углу, лежит на столе книжица; скажите, что вы о ней думаете.
Книга оказалась изданием корнелевского «Сида»[29] в прелестном синем сафьяновом переплете. Роза рассыпалась в похвалах.
— Я вчера нашел ее в букинистической лавке, — сказал ее брат, — и купил вам в подарок. Корнель — писатель, который даже в нынешние времена никого не скомпрометирует. Помните, вчера вы говорили мне, что вам стыдно, что вы так мало знаете нашего великого драматурга? — (Это Роза прекрасно помнила и улыбнулась подарку почти что прежней радостной улыбкой.) — Там в начале каждого действия превосходные гравюры, — продолжал Трюден, настойчиво привлекая внимание сестры к иллюстрациям, а когда она и вправду увлеклась ими, вдруг встал и отошел к окну.
Он прислушался, потом отодвинул штору и поглядел вниз, на улицу, в обе стороны. Ни одной живой души.
«Должно быть, показалось, — подумал он и поспешил обратно к сестре. — Но на прогулке у меня возникло отчетливое впечатление, будто меня преследует шпион».
— Как вы думаете, Луи, — спросила Роза, по-прежнему углубившись в книгу, — когда «Сида» будут в следующий раз давать в театре, муж отпустит меня с вами посмотреть представление?
— Нет! — воскликнул чей-то голос за дверью. — Нет, даже если вы будете просить на коленях!
Роза вскрикнула и обернулась.
На пороге стоял ее муж и гнусно скалился, глядя на нее, не сняв шляпы и вызывающе засунув руки в карманы. За этим открытием последовала пауза, которой воспользовался слуга Трюдена и представил его с наглой улыбкой.
— Гражданин суперинтендант Данвиль с визитом к гражданке своей жене, — сообщил он и отвесил хозяину шутовской поклон.
Роза посмотрела на брата, потом приблизилась к двери на несколько шагов.
— Вот это неожиданность, — слабым голосом проговорила она. — Что-то случилось? Мы… мы не ждали вас.
Она осеклась: муж надвинулся на нее, бледный от еле сдерживаемой злобы, побелели даже губы.
— Как вы посмели прийти сюда, ведь я же говорил вам?.. — отчеканил он тихой скороговоркой.
От этого Роза сжалась, словно он ударил ее. При виде этого кровь прилила к лицу ее брата, но он совладал с собой и, взяв Розу за руку, молча отвел ее в сторону и усадил в кресло.
— Я запрещаю вам садиться в этом доме, — заявил Данвиль, снова надвигаясь на нее. — Я приказываю вам вернуться домой со мной! Слышите? Я приказываю!
Он шагнул к ней еще ближе, но тут перехватил нацеленный на него взгляд Трюдена и остановился. Роза вскочила и встала между ними.
— Ох, Шарль, Шарль! — сказала она мужу. — Будьте сегодня другом Луи и станьте снова добры ко мне. Я имею право просить вас об этом, даже если вы считаете иначе!
Он отвернулся и презрительно захохотал. Она хотела что-то добавить, но Трюден прикоснулся к ее руке и предостерег ее взглядом.
— Знаки! — воскликнул Данвиль. — Тайные знаки между вами!
Он с подозрением уставился на жену — и тут случайно заметил книгу, подарок Трюдена, которую Роза машинально сжимала в руках.
— Что это за книга?
— Просто пьеса Корнеля, — отвечала Роза. — Луи подарил мне ее сегодня.
При этом признании подавленная злоба Данвиля вырвалась на волю, не зная удержу.
— Верните ее! — закричал он в ярости. — Вам нельзя принимать от него подарки! Все, к чему он прикасается, отравлено ядом слежки за домашними! Верните книгу!
Роза помедлила.
— Не хотите?!
Он вырвал книгу у нее из рук, с проклятием швырнул на пол и придавил ногой.
— Ох, Луи, Луи! Умоляю, не забывайте…
Когда книга упала на пол, Трюден шагнул вперед. В этот самый миг сестра обхватила его руками. Он остановился; краска гнева сменилась призрачной бледностью.
— Не надо, Луи! — Роза теснее прижалась к нему. — Вы терпели пять лет, потерпите и сейчас. Не надо, нет!
Он мягко отвел ее руки:
— Вы правы, любовь моя. Не бойтесь, все уже позади.
С этими словами он отстранил сестру и молча поднял книгу с пола.
— Неужели даже это вас не задело? — с глумливой усмешкой спросил Данвиль. — Отменное у вас, однако, самообладание: любой другой уже вызвал бы меня на дуэль!
Трюден посмотрел ему прямо в лицо и, достав платок, вытер испачканный переплет.
— Если бы я мог стереть пятно вашей крови со своей совести с той же легкостью, как стираю пятно от вашего башмака с этой книги, — ровным
