селения врагов, это страшная сила. Ее не остановить какими-то там «стрелами», пусть и зачарованными магией, отравленными страшным ядом.
Чующий близкую победу сат стоит двоих, а то и троих врагов.
И вот, армия сатов (хотя правильнее было бы сказать: голодное стадо из тех, кто выжил) побежала к городу, влетела в ворота и замерла, принявшись вертеть головами по сторонам, пытаясь обнаружить врагов или хотя бы заготовленные им ловушки.
Да только ни врагов, ни ловушек видно не было.
Халт-Алай махнул рукой, призывая остальных двигаться вперед, за ним.
И толпа пошла.
Несколько человек пытались пробиться в дома, выложенные из тяжелого камня, обросшего за долгие годы мхом и даже травой, но здания эти были заперты. Толстые дубовые двери, скорее всего, чем-то подперты изнутри, а не просто закрыты.
Саты, как бы ни бились в двери, а сдвинуть их не смогли. Ну а окна домов были слишком маленькими и узкими, чтобы в них смог пролезть человек. Опять же, их забили, захламили так, что пришлось бы потратить уйму времени. Но какой в этом смысл, если в дом через эти окошки все равно не пролезешь?
Рубить же двери тоже было той еще задачей — дерево оказалось крепким, плотным, и потребуется не один час, чтобы проломить такую защиту.
А быть может, просто уже сами саты с голодухи ослабели…
Их армия, будто вода, медленно растекалась по улицам, окружала дома, стремилась на главную площадь…
А затем Халт-Алай остановился.
До него донесся собачий лай.
На родине сатов собак не было. Волки имелись, были шакалы, но не собаки.
Здесь же во многих поселениях Халт-Алай видел этих диковинных животных, и иногда даже на привязи.
В целом, они производили двойственное впечатление — с одной стороны вроде как пытались защитить дом, хозяев, но с другой — совершенно ничего не могли.
Даже если и кусали, то цеплялись в руки и ноги, но прежде чем они это делали, саты им попросту отрубали головы, лапы, перебивали позвоночники…
Глупые твари…всем ведь известно, что саты — величайшее творение Дункана, и ничто с ними не сравнится в силе, живучести и смертоносности…
Так что Халт-Алай, услышав многоголосый лай и рычание, даже не придал ему значения — подумаешь, собаки…
Но раз есть собаки, значит, где-то должны быть и их хозяева, которые обязательно попробуют на вкус лезвия хопешей.
Халт-Алай поднял руку, собираясь отдать приказ сатам двигаться вперед, как тут до него донеслись странные крики, слова, смысл которых он не понимал…
— Ату! Ату!
И тут же послышался топот, но топот какой-то странный. Люди не создают такой шум.
Халт-Алай сражался много и часто, знал, как звучит топот множества ног, а то, что было сейчас, на шаги людей не походило, от слова вообще.
Секрет открылся буквально через несколько секунд.
Из-за ближайших домов выскочило два здоровых, кудлатых пса.
Размерами они совершенно не походили на тех шавок, которых Халт-Алай до этого встречал у домов и в поселениях северян. Те в холке едва ли доставали до бедер, а эти твари явно были выше пояса.
Плюс, они и выглядели иначе — прежние были худыми, чахлыми, а эти здоровенные, с мощными толстыми лапами, огромными бошками и устрашающе открытыми пастями, украшенными острыми и длинными зубами.
Такие твари могут и руку отгрызть…
Появившиеся первыми псы тут же бросились к сатам.
Вот только снова проявилась существенная разница между теми собаками, что сатам доводилось видеть раньше, и теми, что были сейчас перед ними.
Первая тварь скакнула вперед. Она не пыталась ухватить за руку или ногу, она сразу метила в горло, и опешивший от такого поворота сат, стоявший всего в двух шагах от Халт-Алая, тут же поплатился за свою медлительность.
Отвратительно хрустнули позвонки в мощной пасти, брызнула кровь.
Халт-Алай думал, что пес будет жрать добычу, но тот, едва только убил сата, тут же выпустил уже мертвое тело из пасти, рванул к следующему.
В мгновение ока трое сатов были убиты, но и псам досталось — одного убил кто-то из бойцов рядом с Халт-Алаем, вторую псину зарубил он сам.
А дальше начался ад…
Следом появилось еще пятеро псов, но они оказались лишь началом самой настоящей лавины — из-за домов показались десятки, а может и сотни этих тварей.
Они заполонили всю улицу.
Ощетинившиеся своими мечами саты стояли, не зная, что делать, а сам Халт-Алай, растерялся, не отдал вовремя приказ, за что и был наказан.
Было бы у него чуть больше опыта в командовании, возможно, он бы и спас ситуацию…
Но откуда, если он привык биться сам, а не вести за собой людей?
Все, что он смог сделать, это убить трех псов, пытавшихся достать его (одному таки удалось цапнуть Халт-Алая за ногу).
Но даже с таким раскладом ему повезло — все остальные саты, стоявшие в первой линии, уже распрощались с жизнью.
Псы пытались достать до горла, рвали людей, нападали поодиночке и в группе.
Только что молодой сат, с радостным криком зарубивший пса, был сбит с ног другим, а третье исчадье преисподней тут же вцепилось ему в горло.
Еще один боец, выронив меч, отчаянно махал руками, пока пес, вцепившийся ему в голову, пытался прокусить череп.
Последовавший отвратительный треск стал свидетельством того, что псу это все же удалось.
Халт-Алай начал пятиться назад, в толпу соплеменников.
— Назад! Назад! — заорал он и первым бросился бежать.
Быть убитым не в бою, а каким-то псом ‒ что может быть хуже для сата?
Это же настоящее проклятье! Сат, умерший таким образом, никогда не сможет узреть лик Дункана, не сможет жить в Вечных Степях…
* * *
Это был страшный и ужасный путь.
Казалось бы, сколько там нужно пройти до ворот, а на деле…
Халт-Алай, в жизни ничего не боявшийся, теперь впал в самую настоящую панику.
Нет, он не боялся боли или смерти, он не боялся псов. Но он боялся, что эти твари заберут у него самое важное, то, к чему он стремился всю свою жизнь — он боялся, что у него отберут возможность умереть воином. А значит, отберут жизнь в Вечной Степи…
Армия сатов, вошедшая в город, превратилась в безумное стадо, которое терзали псы.
Запах крови наполнял улицы, здоровенные тела псов и голые торсы воинов мелькали тут и там. Где-то саты побеждали, и до ушей Халт-Алая доносился жалобный скулеж, где-то слышалось рычание и злобный вой, а также отчаянные, испуганные крики, резко обрывающиеся или превращающиеся в предсмертный хрип.
