Эсмина лукавила. Жертвенная кровь Ника уже привязала ее к себе. Она его не оставит. Впрочем, ей тоже предстоял вызов. Проклятие погибшей ведьмы мог раскусить только опытный колдун, однако она все равно рисковала. Нельзя сильнее оскорбить хозяина, чем явиться в его дом с проклятием.
Эсмина на миг остановилась и невольно залюбовалась замком Петра. Кройн всегда жил в развалинах, перемещаясь с места на место по причине обилия врагов. То ли у Петра были могущественные друзья, которые помогали ему с врагами, то ли сам Петр достиг тех высот, когда страх уже не имеет значения.
У тех, кто строил замок, был прекрасный вкус: соединить крепость и произведение искусства под силу не каждому архитектору. Стройные высокие башни тянулись к полной луне, обрамляя донжон, словно лучи корону. Резчики и мастера самых разных ремесел вложили жизни в окна, стены, двери, витые арки – возможно, и в прямом смысле расставшись с жизнями. Зажженные масляные лампы, люстры, свечи, факелы создавали тысячи огней, которые окружали замок будто феи. Эсмина не помнила, откуда в ней сохранилось это воспоминание, но феи всегда напоминали ей огоньки. Вампиры любят и боготворят запах крови, но неравнодушны они и к изысканным ароматам, оттого на балконах и подоконниках стояли курильницы с благовониями.
«Мы забыли маски», – запоздало подумала она, входя в бальный зал. Впрочем, привратник пропустил их без замечаний, а значит, маскарад был добровольный. Те вампиры, которых она узнала у ворот замка, тоже масок не носили, зато большинство гостей сверкало самыми невероятными образами. Не только колдун мог превращаться в представителя ее племени, но и наоборот. Почти все гости старательно изображали чернокнижников, ведьм и демонов – мелькали пентаграммы, остроконечные конусные шляпы, черные кожаные корсеты, мешочки с травами и книжки с заклинаниями на поясах. Все это лишь отчасти соответствовало действительности, так как тот же Ник конусной шляпы и украшений с перевернутой звездой не носил, но как колдуны мало знали о вампирах, так и те, похоже, имели весьма смутное представление о черных магах. На самого Доминика Пятого колдовской маскарад впечатления не произвел, зато его явно поразило роскошное убранство зала. Впрочем, оно и Эсмину, повидавшую разное, равнодушным не оставило.
Символом «Ночи живых» считались березы и летние луговые цветы, так как обычно этот праздник проводили в летние полнолуния. Петр немного поторопился, устроив веселье ранней весной, но без традиционной символики замок не оставил. Обычно залы, где проходил праздник, украшали ветками берез и охапками васильков. Петр решил возместить недостаток цветов весьма необычным способом. Сначала Эсмина подумала, что деревья вырастили волшебным образом прямо внутри замка, но потом поняла, что нет – как и гости с хозяевами, так и березовые стволы были мертвы. Казалось, что вырубили целый лес. Молодые березки с едва распустившимися зелеными листьями украшали стены по всей высоте зала. Даже с потолка свисали собранные в пучки ветки. Островки из берез разделяли накрытые пиршественные столы, а в центре помещения из множества березовых стволов сплели один, и только нечеловеческая сила могла сотворить такое из твердой древесины. Многие деревца истекали березовым соком – утром они были еще живы. Но Петру, конечно, не хватило одних берез.
Недостаток цветов возместили драгоценности. Нитки с жемчугом, бриллиантами, топазами и опалами – любимыми камнями вампиров – свисали с веток, оплетали белые стволы, тянулись к гостям с потолка. Черные и красные свечи давали мало света, но их сияющие конусы, мелькавшие по всему залу, придавали ту самую атмосферу праздника, которую любили все вампиры. И Эсмина не могла лукавить: сейчас, в эту ночь и в этом зале, стоя рядом с Ником, который каким-то образом соединил свою жизнь с ее, она была счастлива. В зале пахло невероятным сочетанием тлена, березовой листвы, древесных смол, экзотических благовоний, а еще – ароматами изысканных кушаний, которыми тянуло из-под накрытых крышками блюд на столах. Вампиры не воспринимали вкус человеческой еды, но странным образом на Эсмину по-прежнему действовал ее запах. Кройн называл это «отклонением», обещая ее «полечить», но у него все не хватало времени, а Эсмине удавалось его отвлечь от мыслей о «лечении».
Вампиры танцевали. Любой бал начинался, продолжался и заканчивался музыкой и танцами, и бал вампиров в этом плане ничем не отличался от человеческого веселья. Музыкантов спрятали где-то наверху, за березовыми ветками, и Эсмина предположила, что они были людьми. А раз их понадобилось прятать, то неприятности уже случались. Для хозяев такое называлось именно «неприятностями», ведь в разоренном Готенружском королевстве творческих людей осталось мало. Большинство сбежало в соседние страны. Та нечисть, что нуждалась в музыке – а почти все вампирские кланы были к ней неравнодушны, – оркестры оберегала лучше, чем свои души.
Петр Дракон еще не появился, а по негласному регламенту «Ночи живых» гости не могли бродить по замку, пока хозяин к ним не спускался. Все ждали в бальном зале, а вот когда хозяин являлся, тогда после торжественной части и расходились по комнатам и галереям – кто в паре, а кто и с компанией побольше. Те, что посмелее и понаглее, устраивали оргии прямо в бальном зале. Вероятно, слуги только и ждали приказа, чтобы вынести одеяла и переносные кровати – вампиры были известными любителями удобства и роскоши. На полу они оргии не устраивали.
Видя, что Ник рвется обыскивать верхние этажи, Эсмина скользнула к нему в объятия и положила его руки себе на талию. Колдуну здорово повезло, что хоть кто-то из них знает о правилах. А может, он о них и знал, но был из тех, кто предпочитал правила нарушать. В случае с вампирами такое поведение грозило оборвать их жизни к рассвету. И хотя еще совсем недавно Эсмина мечтала покончить с собой, сейчас она была сыта и почти счастлива. Рядом был тот, кто сумел ее накормить, пробудить и… взволновать, а впереди маячила цель, достойная тех мытарств, которые они прошли и которые им еще предстояли. И была Уилли. Представлять малышку в уютной кровати с мягким одеялом и игрушками, а не на жесткой подстилке из сухой травы и кедрового лапника, доставляло Эсмине необъяснимое удовольствие.
Дурман эльфийской крови еще горячил душу и сердце. Эсмина прильнула к Нику и страстно прошептала:
– Танцуем, милый!
«Милого» она вставила специально, в отместку за его привычку так называть ее, но колдуну, похоже, понравилось. Он ответил мгновенно, крепко прижав ее, и нырнул в ритм танца с такой ловкостью, будто всю жизнь провел на танцполе. Для Эсмины танцы были редким, но любимым удовольствием, а так как
