так… – тихо пробурчал Мезецкий.
– Так Игнатия-то, грека, давно ссадили с патриаршества! Не у дел он! «Земля» не верит ему!..
Зборовский поднял руку, призывая всех к вниманию: «Господа, господа, давайте приступим к делу! Его величество послал нас сообщить боярам и всем подданным государя и великого князя Владислава, что он, царь и великий князь, идёт на своё царство как законно избранный «всей землёй» государь и царь! И Его величество, государь Владислав, спрашивает своих бояр: почему они захватили его подданных, которым он велел охранять его царского величества владения?!»
– Государь, говоришь! – с насмешкой произнёс Бутурлин. – Почто же тогда государь Владислав был где-то, а не пришёл своей силой в Москву, когда она нуждалась в нём?! И когда его же подданные, гусары и жолнеры, выжигали, разрушали и грабили её! – резче, злее зазвенел его голос. – Бояре, говоришь?! – снова переспросил он. – Так тех бояр в Москве не сыщешь, сейчас-то! Ха-ха!.. Разбежались, как крысы, по своим вотчинкам! Там сидят! И заикнуться боятся о Владиславе!
Лицо у Зборовского перекосилось от раздражения, хотя он ещё сдерживал себя. Этот чашник государя, которого он знал ещё при Жолкевском, был умён. Такого не просто было испугать или подкупить, лесть ему была чужда тоже.
– У нас советом «всей земли» уговор вышел: никого из иноземных принцев на царство не звать! – соврал Бутурлин, полагая, что Зборовский всё равно не узнает всего, чтобы было решено в Ярославле.
– Вы этим нарушаете законы государей всей Европы!
– А нам до государей Европы дела нет! И им до нас тоже дела нет!
Говорить с таким было бессмысленно. Пан Александр это понял. Он хотел было ещё поспорить с ним, чтобы не остаться битым. Но и это желание улетучилось, когда он прошёлся взглядом по его телохранителям, равнодушно взиравшим на него. Их глаза были чужими… Да, да, это были московиты. Они были такими: на вид тупые, мрачные, с тёмными длинными бородами, как святые, хотя ещё были молодыми…
– Так я и передам его величеству, государю Владиславу! – объявил Зборовский. – И он накажет тебя, Бутурлин! Накажет! – гневно выкрикнул он.
Ничего иного ему не оставалось.
– Не кричи, пан Александр! Вот захочет «вся земля» снова признать королевича Владислава великим князем, тогда пускай приходит!
Язвительно сказал Бутурлин это, спокойно, с ухмылкой.
– И он прикажет первым повесить тебя! И я лично сделаю это! – вскричал Зборовский.
– Ну что же, повесит, так повесит! На то его, государева воля!.. Да и знаем мы, как вы своровали с тем же Шуйским! По всей России, по всем базарам разнеслось, что царя Василия Шуйского и брата его, князя Дмитрия, король уморил в плену!..
Опять всё та же усмешка. Государев чашник был остер на язык, и дипломат был изворотливый. По лезвию ножа ходил, не падал, балансируя над пропастью из лишних слов.
Они разъехались, не прощаясь.
Бутурлин вернулся за стены Москвы. Встретившись с Пожарским в приказных палатах, он изложил ему, как прошли переговоры.
Пожарскому сообщили также, что Зборовский и Млоцкий ушли из-под стен Москвы.
Вскоре дальние дозоры, вернувшиеся из посылки, донесли, что король снялся с лагеря под селом Фёдоровским и пошёл дорогой на Смоленск.
В Москве все с облегчением вздохнули. Но особой радости не было. Нужно было срочно собираться «всей землёй»: для избрания царя.
И подьячие снова заскрипели перьями: писали и писали грамоты по всем городам, с наказом от ополчения прислать для большого государева дела выборных, по десять человек от всех сословий из каждого города.
Глава 6
Земский собор
Сразу же после занятия Кремля Пожарского потянуло в Грановитую палату. Он полагал, что там соберутся бояре, князья, окольничие. Но, оказалось, больше всего было заметно дворянских короткополых кафтанов. Они, короткополые кафтаны, входили в моду из-за удобства в быту, в собрании и на совете, вот как сейчас, свободно, не мешая, сидели при ходьбе. И это новшество захватывало всё больше московских людей. Оно вытесняло старину: длиннополые, неудобные боярские ферязи, кафтаны и шубы. Эта свобода в движениях дала толчок свободе в мыслях: своего, личного, отдельного… И она пугала тех, состарившихся на сидениях в Боярской думе… Они не желали уступать новизне, молодости, с её напором, запросами, стремлением к свободе. И рано или поздно они должны были схлестнуться на властном поле.
Заметив в толпе Волконского, князь Дмитрий протиснулся сквозь толпу, подошёл к нему.
– Ну, здравствуй, Григорий Константинович! – первым протянул он руку. – Как поживаешь? Что в семье? Здоровы ли?..
Он был немного смущён этой встречей. Поэтому говорил не останавливаясь, старался оттянуть момент выяснения отношений. Что, вообще-то, должно было случиться рано или поздно. Без этого дальнейшее их общение было бы невозможно.
Волконский что-то нечленораздельно пробурчал, вроде того, что, слава богу, все здоровы, чего желает и ему, его семейным. Он был человеком, хорошо владеющим собой. К этому его приучила посольская служба. Уже через минуту после этой встречи с Пожарским он взял себя в руки.
– Ты, Дмитрий Михайлович, известен стал! – оживлённо, с чувством заговорил он. – На всю Россию! Вон как дело-то вышло! И уже на царство подбираешь кого надо!..
– Собором, собором «всей земли»! – отшутился князь Дмитрий. – Без собора сейчас никуда! Земская власть крепко стала!
– Земская?! – эхом отозвался Волконский.
– Да, да! Она самая!..
Волконский промолчал. Он не принимал земскую власть. Считал её ущербной. Без царя природного России не устоять. В этом он не сомневался. И его раздражал шум вокруг земской рати, что заняла Москву. И дело было не в Пожарском. Тому-то, похоже, она, земская власть, была как мать родная. Но вот для родовитых, поднявшихся до боярства, она была невыносима.
– И лучше бы стоять на том, что постановили раньше! – продолжил князь Дмитрий. – Не выбирать в государи никого из своих!
Вокруг них стали собираться кучкой дворяне, замелькали и боярские шапки. Все стали прислушиваться к их разговору.
– Почему же?! – воскликнул Пронский.
– Борис Годунов не был государским сыном?
– Да, не был, – согласился Пронский. – Ну и что?
– Василий Шуйский тоже ведь не был? – теперь уже, в свою очередь, спросил его князь Дмитрий.
– Да, не был, – согласился и с этим Пронский.
– И что из того получилось?! – спросил князь Дмитрий окружающих дворян, подталкивая их на размышления.
Он посмотрел на Волконского. Тот же смотрел на него. Ожидал, что он скажет дальше.
– А вот и то! Борис не был – с него всё и началось! А при Шуйском ещё сильнее разошлась Смута! Всю землю захлестнула!
– А при Димитрии! – подал реплику Морозов.
– Да какой он государь! Вор он!.. По-воровски и закончил!..
Сказано это было Пожарским резко. Но никто не
