чем ее слизь, и он стонет, зализывая рану.
Его Омега поддалась удовольствию, ее тело подергивается в спазмах, но он более бдителен, чем когда-либо.
Связь соединяет их, и внезапно она оказывается повсюду.
Что бы ни осталось от его сердца, остатки его души переплетаются с ее, и он чувствует все.
Он видит ее жизнь, эмоции, которые она скрывает, и доброту в ее сердце. Ее печаль и мучения текут по его венам, и он видит, как в ней отражаются многие из его собственных эмоций.
Когда он входит в нее, его сперма заполняет ее до краев, он впитывает каждое украденное воспоминание и секреты, которые она все еще хранит.
Она не может прятаться от него. Больше нет.
Так же, как он не может спрятаться от нее.
Его прошлое теперь принадлежит ей, и она задыхается, когда его эмоции захлестывают ее, его душа сливается с ее собственной.
— Моя, — шепчет он ей на ухо, прижимаясь бедрами к ее. — Твоя душа принадлежит мне, Омега.
Он заглатывает ее крики удовольствия своим ртом, его язык глубоко погружается в ее язык, пробуя каждый сладкий дюйм ее рта.
Его Альфа рычит, обезумев от обладания и удовольствия.
Он хочет большего.
Кровь и слюна капают с ее плеча, когда он маневрирует ею, переворачивая их на бок. Его рука обхватывает ее за горло, притягивая ближе к себе, пока он покачивает ее на своем узле.
— Ты больше никогда не будешь убегать от меня, правда? — Он рычит на нее. — Ты никогда больше не заберешь у меня эту киску, правда, Омега?
Он шипит ей на ухо грязные требования, и она с трудом выдавливает из себя согласие.
И маленькой шалунье это нравится. Из ее влагалища течет, и она испытывает еще один оргазм, когда он доводит ее клитор до исступления. Он толкается еще раз, пока его узел не становится таким большим и жестким, что ни один из них не может пошевелиться.
Он отпускает ее горло, позволяя ей насладиться сладким кислородом, и посасывает ее шею.
Он продолжает свое лечение до тех пор, пока они оба не теряют сознание.
* * *
Ее Жар такой же неистовый, как и его Гон.
Она просыпается от желания, хватаясь за его грудь, пока он не заставляет ее встать на четвереньки, засовывая в нее свой член.
Эта поза другая, и он клянется, что чувствует ее гребаное лоно, когда он входит в нее, одной рукой хватая ее за волосы, оттягивая шею назад.
— Моя маленькая Омега, — рычит он, зверь внутри выпущен на волю. — Моя хорошая девочка. Тебе нравится, когда твой большой плохой Альфа трахает тебя?
Она лепечет какую-то чушь, и он едва может поверить словам, которые слетают с его губ.
— Я собираюсь оплодотворить тебя, детка. Сохраню свою сперму в тебе, пока ты не подаришь мне гребаную семью.
Она кричит, и ее стенки сжимают его невероятно крепко. Он отпускает ее волосы и крепко хватает за оба бедра, входя в нее так глубоко, как только может.
Когда она не может держаться прямо, он качает ее у себя на коленях, пока она не начинает хныкать.
— Альфа, — выдыхает она, и этот звук заставляет его член дернуться.
— Посмотри на меня, — рявкает он, двигая ее бедра вверх-вниз руками. — Посмотри на меня, когда кончишь, Элли.
Ее глаза находят его, ее взгляд горит страстью.
— Это всегда была ты, — шипит он, насаживая ее на свой член. — И всегда будешь ты. Ты моя. Навсегда.
Он выдыхает последнее слово, и она замирает, выдаивая каждую каплю спермы из его тела. Он рычит — первобытный, дикий звук, от которого сотрясаются стены.
Они падают вместе, его руки крепко сжимают ее.
Они пробуждают его и делают это снова.
* * *
По прошествии, кажется, нескольких дней, ее запах меняется.
Ее Течка наконец-то начинает спадать.
Он заботился о ней как мог, когда его Гон не был перегружен. Он накормил ее, вымыл и укутал как можно большим количеством одеял.
И, конечно же, он трахнул ее до бесчувствия.
Но она, наконец, шевелится, ее красивое лицо больше не розовое от лихорадки, и она слегка улыбается ему. — Привет.
— Привет, — отвечает он, улыбаясь в ответ. Невозможно не улыбнуться, когда его пара в его объятиях, и ее душа навсегда запечатлена в его душе.
— Я думаю, мы сломали гостиничный номер, — шепчет она.
Он бросает взгляд на повреждения. В стене над изголовьем кровати пробита дыра, стол перевернут на бок, стула нет.
— Все в порядке, — бормочет он, целуя ее в макушку. — У них есть карточка в архиве не просто так.
— На имя «мистера Джонса», верно?
— Конечно. Джонс, Дэвис… кем бы ты ни хотела, чтобы мы были.
Она вырывается из его рук и садится, завернувшись в простыню. — Ты сказал, что мы поговорим, — тихо говорит она. — Что это значит?
На мгновение его охватывает тревога.
Она собирается попытаться бросить его, снова.
Ему придется на самом деле похитить ее.
— Это значит, что мы обсуждаем наши планы, — медленно произносит он. — Те, с которых мы начнем всю оставшуюся жизнь.
Но, к его облегчению, она улыбается, и связь между ними наполняется восторгом. — Что ж, у меня осталось немного наследства…
— Нет. — Теперь его очередь сесть. — Ты не понимаешь. Я мог бы купить этот отель, если бы захотел. Черт, я бы купил тебе гребаный остров. Дело не в деньгах. Речь идет о том, чего ты хочешь.
Если ты не захочешь уйти от меня, это невысказанная угроза.
Но она, кажется, не слышит этого, ее разум погружен в раздумья, пока ее глаза обвиняюще не сужаются. — Ты мог бы уехать из Грин Вудса много лет назад, — шепчет она. — Ты мог бы давным-давно откупиться от Джерарда и сейчас быть в другой стране. Почему ты этого не сделал?
Он задавал себе этот вопрос раньше, но у него не было ответа, пока он не встретил ее.
— Я чего-то ждал, — просто отвечает он. — Я не знал, чего именно. У меня был соблазн уйти, но что-то внутри меня продолжало говорить подождать. Потом появилась ты.
Ее глаза широко раскрыты и блестят от недоверия. — Ты был там три года, — говорит она.
— В первый год мне было все равно, — говорит он. — Первый год был… ужасным. Они нашли тело Кэсси всего несколько месяцев назад, и мне было все равно, что со мной случится.
Боль Элли сливается с его болью, но он заставляет себя продолжать. — Но ко второму году у меня был полный план этого места. Я знал