так разговаривать с его величеством было… странно. И удивительно приятно. В ответ на рассказ короля о его предке я живо припомнила знакомых мне завоевателей — Александра Македонского и Юлия Цезаря, которые тоже хотели, чтобы мир принадлежал только им.
— Как же они проводили такие успешные военные кампании без магии? — хмурился король, а я пыталась вспомнить все, о чем помнила с курса по истории древнего мира.
Я упустила момент, когда в галерее начало темнеть — факелов и огненных ламп здесь не было, конечно. Спросив у его величества разрешения, я наколдовала небольшой файерболл.
— Я аккуратно, — пообещала я.
— Знаю, леди Мария. Я вам доверяю, — бесхитростно признался король, и я открыла рот от удивления. Ответом мне стала улыбка и еще один жадный горячий взгляд, который тут же спрятался под ресницами.
Его величество остановился рядом с портретом мужчины, который выглядел как король Артур из легенд: высокий, с прямым добрым взглядом и окладистой бородой.
— Тарим Миротворец, — прочитала я надпись внизу портрета. — Ваш прапрадед.
— Он столько сделал для Аренции. Заключил…
— Мирный договор с Сивром. Понтиф Серго рассказывал.
Король обернулся ко мне. Глаза его в свете пламени казались почти черными.
— А вы не теряете времени даром, леди Мария.
— Я…
— Он сделал не только это. Тарим реорганизовал налоговую систему так, чтобы не душить сборами тех, кому и так тяжело, но чуть больше получить от тех, кто может себе это позволить. Отменил некоторые законы, которые только мешали, как тот, что запрещал крестьянам переезжать в города. При нем Аренция расцвела, — его величество вздохнул. — Когда я был ребенком, мечтал, что вырасту и стану королем не хуже, чем Тарим. Что при мне Аренция станет такой, какой заслуживает быть, свободной и процветающей.
Последняя фраза прозвучала так искренне и воодушевленно, что я невольно смутилась.
— Наверное, перемены не всем понравились, — поспешила я перевести тему.
— Да, дедушка Париса вовсе пытался замыслить переворот, — рассеянно ответил король.
— Париса? Командора Париса? Того самого?
— Его семья уже несколько поколений владеет оружейным делом, самым крупным в стране. Еще бы им понравились налоговые реформы.
Оружейное дело, вот как. Прежде, чем я смогла сообразить, почему меня это так взволновало, король обернулся ко мне и спросил:
— Потанцуем, леди Мария?
Я грустно улыбнулась.
— Здесь нет советника Кроу, ваше величество, так что вам нет нужды изображать симпатию.
— Изображать симпатию? — король шагнул ко мне — Вы так считаете?
— Я не дурочка. Хоть многие при дворе и думают по-другому.
— Скажите, кто именно, и я отрублю им головы.
Я фыркнула, а потом расхохоталась. В ответ на недоуменный взгляд короля попыталась пояснить, хоть и никак не могла перестать смеяться:
— Ваш… ваш родственник смог бы… смог бы гордиться вами.
Недоумение на лице короля сменилось пониманием, и затем посреди пустой гулкой галереи хохотали уже мы оба.
Спустя несколько секунд после того, как мы успокоились, король сказал, глядя на меня в упор:
— У вас очень красивый смех. Я никогда раньше его не слышал.
Он стоял близко ко мне. Слишком близко, и от этого дурная кровь внутри вскипала.
— У меня немного поводов смеяться. — Пытаясь сохранить спокойствие, я отвернулась и взмахом руки уменьшила файерболл до размера грецкого ореха. — Мне пора идти, ваше величество.
Я зашагала вперед, желая как можно быстрее уйти из галереи. Разговоры о прошлом, смех и шутки — это все, конечно, хорошо. Но король может этим наслаждаться, а я — нет. Я хочу большего, и я в этом-то вся проблема. Значит, должна оказаться отсюда подальше как можно скорее.
— Я мог бы принудить вас, — прозвучал тихий голос у меня за спиной. — Мог бы принудить вас, и мне бы ничего за это не было.
По позвоночнику пробежали мурашки, кровь забухала в ушах. Я замерла, изнутри все тело окатило жаром, страхом, злостью, возмущением, обидой, желанием, влюбленностью… Черт бы его побрал.
Послышались шаги, а затем голос короля сказал, почти касаясь моих волос дыханием:
— Я бы мог взять силой то, что было так щедро предложено другому.
— Между нами ничего не было! — я обернулась, волосы взметнулись тяжелой волной. — И вы этого не сделаете, ваше величество.
Руки сжались в кулаки. Мы стояли так близко, что я, в свете крошечного огонька, висящего между нами, могла увидеть свое отражение в глазах короля.
— Не сделаю, хоть мне бы очень хотелось.
— Доброй ночи, ваше величество.
Я направилась к выходу, но король поймал меня за руку. Не удерживая, а только обозначая прикосновение, погладил большим пальцем тыльную сторону ладони и улыбнулся. Файерболл растаял в воздухе.
— Я предлагаю вам быть со мной добровольно.
— Вы бредите, — отвернулась я, но король тут же потянул меня на себя.
— Думаете? Ну же, леди Мария, — горячее дыхание коснулось уха, и по моему телу прошла дрожь. Веки опустились. — Вы ведь тоже хотите меня, разве нет? К чему все усложнять?
Шеи коснулись губы, и на какую-то секунду я умерла в руках короля, вся превратившись в истому и желание. Осторожные прикосновения будили внутри что-то страшное. Я не была готова к этому. К тому, чтобы чувствовать такое. Я должна была прожить всю жизнь спокойно, с Лешкой или с кем-то вроде него, к кому испытываю симпатию и уважение, а не опаляющее все внутри желание, как сейчас. Такого не было даже с Этеном — такого не было ни с кем, и казалось, что моя нервная система вот-вот взорвется и выйдет из строя от переизбытка ощущений.
— Разве мало придворных дам, готовых согреть вашу постель? — попыталась возразить я.
— А разве я говорю только о постели?
Чужие губы накрыли мои, шеи и пояса коснулись ладони, и я невольно прильнула навстречу. Поцелуй был нежным, но в то же время собственническим. Губы короля уверенно приласкали мои, подчиняя, заставляя открыться и сдаться, язык скользнул внутрь, легко прошелся по кромке зубов и проник дальше, коснулся моего мягким электрическим разрядом, окончательно лишая воли. Руки обняли крепче, и очень кстати, потому что я не была уверена, что смогла бы удержаться на ногах.
Наверное, это было неправильно, наверное, это было глупо. Еще более глупо, чем пойти в клуб и переспать там с первым понравившимся парнем, как поступали некоторые мои однокурсницы. Мне было все равно. Будто со стороны я наблюдала за тем, как моя рука ложится на плечо короля, окончательно лишая меня возможности сказать:
