— после поклона обратился ко мне один из королевских пажей, которого, кажется, звали Итан. — Его величество просил передать, что сегодняшнее занятие отменяется.
Ну вот, приехали. Все-таки закон подлости — это такая штука, которая работает безотказно. Глядя на то, как паж, поклонившись, захлопывает дверь с той стороны, я прошипела:
— Вот только не говори сейчас ничего.
— Даже не собиралась, — опустила глаза Брешка. — Помочь вам снять платье?
Я вздохнула. Сижу как дура с мытой шеей. Прямо анекдот.
— Пойду лучше пройдусь.
И плевать, что в этом платье и стоять-то сложно, не то что идти.
Я гуляла по коридорам дворца, пытаясь убежать от собственных мыслей. Несмотря на возмущение Брешки, моя одежда не привлекала внимания: она была слишком нарядной только по сравнению с теми платьями, что обычно выбирала я, а многие придворные, особенно самые знатные, одевались намного помпезнее.
Повсюду меня сопровождал тихой шорох и писк, в котором явно угадывались нотки сочувствия. Раздавался он откуда-то из-под складок пышной юбки.
“Спасибо, Бусинка, — думала я, жалея, что не могу прямо сейчас расплакаться. — Хоть ты никогда не подведешь”.
Идти обратно в покои не хотелось, и я вспомнила, что в левом крыле замка должна быть картинная галерея. То есть, картины и гобелены здесь украшали почти каждую стену, но в галерее, как рассказал мне Этен, хранились портреты всех правителей Аренции и их семей — предков Илара. И, вероятно, там был портрет его самого.
Могу же я просто так сходить в галерею? Для этого ведь не нужно придумывать оправданий, верно?
Чтобы найти нужное помещение, мне пришлось поплутать и даже спросить дорогу у стражников. Картинная галерея встретила меня почти музейной тишиной и тусклым светом, падающим из-за затянутых полупрозрачной темной тканью окон — видимо, чтобы краска на портретах не выцветала. Галерея была просторным вытянутым в длину помещением, стены которого плотно увешаны картинами.
Мужчины, женщины, дети, целые семьи на огромных ростовых полотнах. Я остановилась рядом с портретом сурового на вид мужчины, облаченного в доспехи. Волосы его были седыми, лоб прорезали морщины, но в руках мужчина держал высоко поднятый меч, смотрел на художника так жестко и прямо, что становилось понятно: старческая немощь — это о ком угодно, но только не о нем. Стоял он на какой-то скале, прямо за ним развевалось знамя с грифоном — флаг Аренции.
Задрав голову, я попыталась рассмотреть выражение его лица получше. Отошла подальше, закусила губу. В глубине карих глаз, смотрящих из-под нахмуренных бровей, плескались печаль и сожаление — или это мне только казалось? Не стоит приписывать мужику с портрета то, что чувствую я сама.
Тряхнув волосами, я обратила внимание на задний план и остолбенела: там шла битва. Топорщащееся пиками копий железное войско боролось с людьми, среди которых то тут, то там, вспыхивали оранжевые всполохи. Волшебники. А где-то еще дальше, так далеко, что и не видно почти, расплывался океаном чернил огромный осьминог. Октоп.
От этого зрелища все внутри почему-то похолодело. Надпись внизу гласила… гласила… Сто… Стор… Вот же черт! Как неразборчиво! Что это за буква?! Похожа на нашу “х”, значит, здесь это “а”, а дальше...
— Мой предок, Сторан Завоеватель, — раздался голос за спиной. — Гордился тем, что смог завоевать Аренцию без капли магии.
Вздрогнув, я отвела взгляд мужчины на полотне и встретилась взглядом с глазами короля, в глубине которых горел огонь. Его величество улыбался, расслабленно и спокойно, как сытый хищник. По спине у меня пробежали мурашки.
— Ваше величество, — присела я в книксене. Щеки заалели, и я опустила взгляд. Больше я не произнесла ни слова, король тоже молчал, только смотрел на меня. Я снова перевела взгляд на портрет.
— Вы не похожи. С вашим предком.
— Думаете? — улыбнулся король. — Внешне, возможно. Нас все-таки разделяет не одно поколение. Стены города, возведенные им, уже успели истлеть, — поэтично закончил он, явно цитируя какой-то неизвестный мне текст. — Пройдемся?
Я кивнула, и мы двинулись вдоль портретов. Кажется, впервые за долгое время мы остались один на один. Я ждала привычных насмешек, вопросов о том, что случилось утром, но ничего этого не было. Мы просто разговаривали. О предках короля, о портретах и об истории Аренции. Его величество будто в один момент решил отбросить все личины и поговорить со мной как с кем-то давно знакомым и близким, перед кем не нужно притворяться. Так, наверное, говорят с друзьями.
Глава 30
Время от времени я останавливалась возле какого-то портрета, и тогда король, не дожидаясь моей просьбы, принимался рассказывать, кто там изображен:
— Это Веларисса, первая королева Аренции. А рядом — ее супруг. Он из крестьян, то-то был скандал, когда Веларисса объявила, кого собралась взять в мужья. Поначалу все шло хорошо, а потом выяснилось, что у него неконтролируемая склонность к насилию. Пришлось казнить, тоже скандал получился громкий.
Миленько. Хоть сейчас в палату мер и весов как эталон понятия “Плохая семейная история”.
— Он был как Влад Цепеш? — спросила я, глядя на портрет светловолосого мужчины с брезгливо изогнутыми губами.
— Как кто?
Пришлось рассказывать историю кровавого князя, а потом, шутки ради, разбавлять ее байками про вампиров. Его величество слушал внимательно, а затем рассказал, что в Аренции тоже есть легенды о пьющих кровь существах, только называют их здесь “моранами” — смерть несущими.
Еще один предок короля Илара хотел захватить весь мир — но все пошло не по плану.
— Начать он решил с Сивра, — рассказывал король, — и, по правде говоря, лучше бы этого не делал. Последствия аукаются нам до сих пор. С соседями стоит дружить, тем более в нашем положении. Из-за почти полного отсутствия в Аренции магии, — пояснил король.
— Скоро все изменится, — улыбнулась я. — Уже меняется. Несколько дней назад, помогая мне высушить волосы, Брешка случайно организовала в комнате маленький ураган. Будь рядом враги — им бы не поздоровилось.
Я говорила уверенно, хотя в тот раз не поздоровилось только Бусинке, которую потоки воздуха вытащили из-под шкафа и катали по полу кругами. Восторженный стрекот в процессе и внезапно вспыхнувшая любовь к Брешке ясно говорили о том, что малышка совсем не против таких развлечений. А бедная камеристка потом расстраивалась из-за “клубка пыли” и погрома, который устроила.
— Да, — улыбнулся король так широко и солнечно, что у меня что-то глупо бултыхнулось в груди.
Ой, дуреха ты, Машка. Ой, дуреха.
Просто
