может, и не найдет. На все божья воля. Да хранит господь моеro Илико. Аминь».
Я разгадал дьявольский план Иллариона, но тут же усомнился:
— А он поверит письму? Почему, скажет, он зарыл его в землю? Не проще ли было передать прямо мне?
— Не мог он сделать этого! Ведь бедный Леварсий скончался, когда Илико не было и года!
— Хорошо, но почему он не сказал жене?
— Потому что Какано умерла еще раньше от родов.
— Тогда все в порядке! Обязательно клюнет! Мы сложили письмо трубочкой, обмотали тряпкой, брызнули водой и засунули в кувшинчик. Потом тщательно закупорили его и вышли из комнаты…
…На другое утро точно в назначенный срок мы были в винограднике. Илико дал нам по стаканчику водки и по кислому помидору с куском холодного мчади, и мы принялись за работу.
Солнце уже стояло высоко, а Илико и не думал устраивать перекур. Я стал с беспокойством поглядывать на Иллариона — не сорвется ли наша затея, — как вдруг заступ Илико издал подозрительный звон. Илико чертыхнулся, поднял заступ, осмотрел его и продолжал копать. Раздался треск разбитого сосуда. Илико опустился на одно колена и стал ощупывать землю.
Сначала он осторожно извлек горлышка, потом весь разбитый кувшинчик и удивленно посмотрел на нас.
— Что это? — спросил еще более удивленный Илларион. Илико не ответил. Он быстро вынул из кувшинчика тряпку и дрожащими руками развернул письмо.
— Дай-ка прочту! — сказал я.
— Отстань, я сам умею читать! — огрызнулся он и начал: — «Я, Леварсий Чигогидзе, пишу это письмо перед своей смертью. Прожил я жизнь без радости. В последнем куске хлеба себе отказывал, копил копейку про черный день. Подорвал свое здоровье. Вот и умираю теперь. Одно утешение — не пропали даром мои труды, У яблони, под большим камнем…»
Илико задрожал всем телом, поперхнулся, закашлялся.
— Ну, чего ты стал? Читай дальше!
Побледневший Илико проглотил слюну и дико взглянул на Иллариона.
— Да скажи же, что там написано!
Я протянул к письму руку, но Илико резко оттолкнул ее, поднес бумагу к глазам и прохрипел: — «Под яблоней, где лежит большой голыш… Сидел я днем и ночью… Так и прошла моя жизнь… Да хранит господь моего Илико… Аминь…»
Илико сложил дрожащими руками письмо и спрятал его в карман.
— Ничего не понимаю, — сказал Илларион, — зачем ему понадобилось закапывать письмо в землю? Положил бы на стол…
Я больше не мог вытерпеть. Чтобы не расхохотаться и не провалить все дело, я сослался на страшную жажду и убежал к роднику. Нахохотавшись, я вернулся в виноградник. Илико и Илларион сидели на траве и курили.
— Пожаловал? Ну, за работу! — встал Илларион.
— Илларион, дорогой, может, хватит на сегодня? Что-то нездоровится мне…
— Да что ты!
Илларион взял Илико за руку, нащупал пульс. Тот прикинулся умирающим.
— Ты иди, Илико, приляг, а мы поработаем.
— Нет, Илларион, идите и вы, отдохните!
— Что ты, Илико, какой там отдых!
— Говорю тебе, идите!
— Бросить тебя больного, одного? Ни за что!
— И не подумаем! — добавил я.
— Сукин сын! Ты что, сегодня помешался на работе? Катись домой! Илико терял терпение.
— Как же так, Илико, ведь день только начался?.. — Голос Иллариона звучал сочувственно.
— Вы что, оглохли? Говорю вам — идите домой, оставьте меня в покое!
— Тебя нельзя оставлять одного!
— Илларион Шеварднадзе! Христом богом тебя прошу: уйдите!
— А как же с виноградником?
— Не твоя забота!
— Что на тебя нашло, старик?
— Отстаньте! — заорал вышедший из себя Илико. — Убирайтесь! Земля моя! Как хочу, так с ней и поступлю! Слышите?!
— Воля твоя… Завтра прийти?
— Ни завтра, ни послезавтра, ни через неделю!
Не нужна мне ваша помощь! Отстаньте от меня! Уйдите! — завизжал Илико. — Понятно вам? Убирайтесь!
Мы выбежали со двора…
…Еле дождавшись утра, сгорая от любопытства, мы подкрались к дому Илико. Огромный камень под яблоней, который не могли бы сдвинуть десять дюжих молодцов, был отвален в сторону. На его месте зияла черная яма. Оттуда доносилось тяжелое дыхание и летели комья земли…
— Начал! — прошептал Илларион.
— Видно, всю ночь копал! — сказал я.
— Илико! — позвал Илларион.
Из ямы сперва показались руки, потом высунулась повязанная платком голова, наконец вылез сам Илико.
— Чего тебе? Какого черта притащился?!
— Пришел тебя проведать… Думал, заболел… А ты…
Что ты делаешь, Илико?
— Колодец копаю!
— Колодец? Так у тебя ведь есть и колодец и отличный родник!
— Есть! А теперь копаю еще запасной! Имею право?
— А в винограднике работать не будем? — спросил я.
— Вон! — крикнул Илико, вылезая из ямы. — Убирайтесь, ироды!
Задыхаясь от сдерживаемого смеха, мы с Илларионом выскочили на дорогу…
…Всю неделю Илико трудился в поте лица. Яма под яблоней превратилась в глубокий колодец. Не найдя в ней ничего, Илико стал копать другую яму. Прошло еще несколько дней. На Илико жалко было смотреть. Он осунулся, зарос бородой, еле двигался от усталости.
— Хватит с него! — заявил Илларион. — Умрет старик… Сегодня ночью надо кончать.
С наступлением темноты мы залегли в засаде неподалеку от яблони и затаив дыхание стали ожидать триумфального конца нашей великой затеи.
Время близилось к полуночи, когда раздался скрип отворяемой двери. Вскоре мы увидели Илико, Он подкрадывался к яме, точно партизан к вражескому часовому. Еще минута, и Илико исчез в ней. Мы подползли к самому краю ямы. В кромешной тьме колодца слышались учащенное дыхание и глухие удары заступа. Вдруг на дне ямы что-то звякнуло. Мы бросились в кусты, Спустя несколько минут из колодца с большим глиняным горшком в руках выкарабкался Илико. Он присел под яблоней, перекрестился и запустил руку в горшок… Лицо его приняло вдруг страдальческое выражение, он быстро выдернул руку из горшка и поднес ее к носу. Рука по самую кисть была вымазана в точной копии той дьявольской смеси, с которой при несколько иных обстоятельствах довольно близко познакомились я и Илларион.
Илико долго сидел молча, не двигаясь, понурив. олову. Потом заговорил тихо, словно про себя:
— Иллариан Шеварднадзе, победил-таки ты меня! Осрамил на весь свет! Заставил вырыть два колодца из-за этой вот дряни! — Он пнул ногой горшок. — Что ж, твоя взяла! Пусть будет так!.. Знаю я, сидишь ты теперь где-то в кустах и ржешь, как жеребец… Сиди, сиди, так-то для тебя будет лучше! Покажешься убью! Зарежу!.. А где этот ублюдок Зурикела? С тобой, конечно! Где же еще быть ему!.. Впрочем, ты тут ни при чем… Я сам, старый болван, виноват во всем!.. Нашел кладовладельца — своего нищего отца!.. О, разбить бы этот горшок о ваши подлые головы, а потом и
