но мне, почти что сразу стало легче. На удивленье пусто было в голове. Я холодно прикинул расстоянье между отелем и соседним домом.
«Ястреб!» — донеслось вместе с ударом.
Вор метался, он бил плечом во все двери подряд и… ожидаемо, те оставались неподвижны. Я шёл. Пусть и неумело, спотыкаясь и припадая, поправляя на ходу сапог, я продвигался.
Уверенность. Торжество и ликованье заранее поднялось в грудине. Прыжок мой припомнился на крышу террасы… и великан.
— Ну, теперь-то ты мн… Ах т-ы!..
Перед самым носом, когда всего пара шагов нас разделяла, очередная дверь открылась — и фигура рванула… Скрылась… Я следом!
Нога ушла в пустоту.
Я внезапно ощутил… как тело кренится… И увидел впереди мостовую. Руки сработали сами собой: ухватились! Как-то неловко мотнув ногами, я вцепился! За широкие штанины вора. Ткань затрещала! Показались дыры! Нас обоих развернуло… ударило… и вновь опора пропала.
Всего мгновенье полёта.
Я спиной столкнулся с ещё сырою тканью навеса. Почти перекатился. Но не успел. Принял удар парой коленями «на грудь»… Услышал треск и… Мы провалились. Звон разбивающейся глины. Боль в спине… в груди… что-то вязкое…
Женский крик.
Моргая, чувствуя, как ненормально, с перебоями, бьётся сердце, я вгляделся в обилие сизых кругов. Мир неспешно проступал.
Множество людей бежало… спешило освободить пространство перед отелем…
Сырая тряпка хлестанула меня по лицу.
Фигура, что, растопырив ноги, сидела сверху, живо заработала руками. Чем-то твёрдым она почти огрела меня по виску. Я взглядом нашёл шкатулку. Уцепился!
Разве не зубами я ухватил накидку! Потянул обратно!
Ткань затрещала, пуговицы на рубашке типа полетели, и… показалась грудь… белая и с великолепно очерченным соском. Совсем не мужская.
Полоска пухлых щёк над платком начала краснеть. Зелёные глаза сверкали.
Помню… что я помню из того момента?
Люди спешили. Множество стражи набежало… и… Да! Рядом упала сосна. С очень долгим, пронзительным воем. С треском хвои. Помню одобряющую ухмылку старика и разъярённое лицо торговца… Эль стояла неподалёку.
Смотрела.
Девушка бежала, должно быть. Совсем, совсем раскраснелась и дышала очень тяжело. Она остановилась в свете фонаря. Так что мне было видно её лицо. Широкий лоб и спутанные локоны, целые волны густых волос.
Словно гранёный нос.
Очерченные скулы.
Крупные, но довольно мягкие по краям черты.
Как-то особенно остро мне врезался в память взгляд. Не в голубых, а в довольно тёмных, по небесному синих глазах застыло… разочарованье?
— Отп… Животное!
Крик на «кошачьих» нотах.
Я только мельком взглянул, за что держусь.
И щеку обжёг удар.
[1] Слова из песни Александра Городницкого «Атланты»
[2] Медуза — некое животное неопределённого вида, которое, по рассказам моряков, обитает в Баунтлесском заливе Лета. Обладает ли медуза разумом или нет, способна ли она к общению подобно прочим духам или нет, доподленно всё это неизвестно.
Глава 5
Выход
XXI
В трактире «*** надежда».
Третий день шестого месяца двадцатого года.
Двигаясь на радость очень скоро, хозяин вихрем пролетел по кухне. Глянул сверху вниз и поджал гладко выбритый подбородок.
Я мо ргнул.
На краю помоста стояла и светила мне в глаза очень заржавленная лампа. Я отвернулся.
Кобольд был уже внизу. Покинув помост, он рыскал возле шкафа. Низкий дух подпрыгнул. Он и так и этак силился достать до корешка очень толстой книги.
Он расплевался.
«Даже и шанса нет», — не мог я не отметить.
После встречи с духом мне внезапно, как-то очень быстро стало легче… но вот ГОЛОД.
Мне очень-очень СИЛЬНО…
Жутко хотелось Есть.
Сейчас!
Дух подпрыгнул. Встав, он забалансировал на носочках.
— Может вам помочь?
— Не надо! — блеснула пара ярких точек. — И с чего ты взял, что МНЕ вдруг понадобиЛАСЬ помощь⁈.. Раз дух так и справиться САМ не может⁈ Так, что ли, по-твоему⁈
Я отступил.
— Совершенно не ценят опыт… А кружева-то, кружева!.. Дурак и больше ничего! Ни в людях пониманья не имеет, ни… да ни в чём! Посторонись!
Взяв скалку, зажав её под мышкой дух, хозяин попытался сдвинуть лавку. Та не поддалась.
Я не вынес.
Подошёл и с некоторым трудом ухватился за край корешка. Монументальный фолиант больно ударил по грудине. Оттянул мне плечи и даже заставил чуть согнуться.
Дух смотрел.
Он поджал губу:
— И что теперь?
Отобрав толстую книгу, дух упёр её в живот. Он прошествовал так вплоть до помоста и ударил толстой кожей переплёта о камень. Сам поднялся по лесенке, и действие повторилось снова. На кухне, под столешницей неожиданно отыскались довольно старое перо и банка чернил.
— Ты посиди покамест, — бросил дух.
Я сглотнул.
И подчинился.
* * *
Два стола, из камня… Несколько скамеек…
— Ты чего застыл?..
— Я… прошу прощенья.
Аромат стоял такой, что мне хотелось плакать.
Где-то очень близко словно бы жарили мясо. Я чувствовал, слышал говядину, баранину и как будто какую-то птицу. Медная посуда звонила.
Здесь, в глубине земли, я не мог понять, откуда это могло доноситься.
— А вы… вы продаёте шерстяные ткани?
Чёрные брови заходили. Дух посмотрел на меня так, словно я оскорбил и его, и его семью (вплоть до десятого коленья). Тонкие губы вытянулись в струну. Пробежавшись, искра ударила от брошенной накидки. Я отдёрнул руку.
Фавоний вздохнул.
Оставив починку пера, он снова наклонился. Скрылся на мгновенье и зашерудил. Он что-то, звеня, отодвинул. Кажется, люк в погреб. Показался дух уже с полным подносом.
Я сглотнул.
С непомерной жадностью впился взглядом в перепёлку… или, возможно, голубя… Неважно! Дух водрузил поднос на специальный выступ.
— О, благодарю! Благодарю Вас господин!..
— Эх… люди! — сквозь плотно, очень плотно сжатые губы.
С наслаждением, почти что с фанатизмом я ухватил руками, вгрызся птице в грудку… Изми-и-ительно!… Я за жизнь, за целую ястребову жизнь не пробовал ничего вкуснее… настолько нежным мне показалось блюдо.
Косясь, дух покачал головой. Он вернулся к письму. Перо сломалось.
«Всё не по-людски у них!» — себе под нос.
— Спасибо!
Давясь, смахивая слёзы, я никак не мог прекратить глотать.
— Ешь-ешь… и выпить не забудь!
Взгляд Червза остановился на графине. Он тяжело вздохнул и полез за другим пером.
Заглотив пирог (чуть горьковатый), я вытер рот салфеткой. Немного поразмыслив вновь вернулся к птице. Кожа сползла, и под резцами ощущались волокна.
Кобольд глянул искоса, прицыкнул. Чёрные брови его опустились.
— Потрясающая кухня!.. У вас тут всё так… удобно… Постояльцы могут прямо из зала
