Я знаю, что боги собираются, готовятся в поход к Изначальному источнику перехода, чтобы вернуть меня в истинный дом.
Но я не хочу. Я хочу остаться здесь, с детьми. Я обязательно поправлюсь.
У меня во рту вкус мятных леденцов, у постели – чай с засушенными ягодами. Рядом с чашкой – мои дорогие колечки. Их пришлось снять – за эти дни пальцы так похудели, что мои сокровища соскакивали на постель.
– Эй, Петра! Петра! Ты тут?
Шепот мальчишки Дита. И как он вообще сюда проскользнул.
– Ш! Тебе тут нельзя! – хриплю я.
– Да я вот… Посмотреть, как ты. Тут тебе ребята передавали…
Только сейчас я замечаю, что у него в руках куча всяких гостинцев. Запахло свежесобранной земляникой, молоком, теплым хлебом.
– Ты кушай, пожалуйста. Землянику я собирал, молоко сам доил. Представляешь, Дурька меня хвостом – и по мордасам! Ну, я утерся, домой пришел. А там мамка в смех. Весь, говорит, в навозе.
Дит обиженно шмыгнул веснушчатым носом.
Я сдерживаюсь, чтобы не хихикнуть. Дитка – славный мальчик, не хочется его обижать.
– А это Маритка сделала.
В ручонках Дита сверкнуло медью.
Браслетик – тоненький, с черными камушками. Красивый.
Я протягиваю запястье – с него, наверное, не соскользнет. Прохладный металл обхватывает руку, и мне еще холоднее, но все же это очень приятно.
– Спасибо, – шепчу ему, но он машет рукой, просит, чтобы молчала.
– Ты выздоравливай только, Петра, слышишь? Нам тут без тебя очень плохо будет.
Мальчишка погладил пальчиками простыню, опустил голову.
– Ладно, – шепчу я.
Я устала. И Дит понимает, машет рукой и уходит, оставив ароматные дары на моем столике.
Пахнет ягодами, молоком, хлебом. Я тянусь к кувшину, но тут…
Шум с улицы. Вскрик. Неужели опять дикий бык вырвался? Я с огромным трудом встаю на ноги, с еще большим трудом доношу свое ослабевшее тело к окну.
Вокруг снуют люди, кричат. Бык в пыли, уже лежит, связанный магией, окровавленный. Красный глаз с ненавистью косит вбок, на маленькую кучку тряпок. Тряпок… Я вглядываюсь. В тряпках – знакомое маленькое лицо. Струйка крови от виска, закрытые глаза, открытый в последнем крике рот. Пламенеющая прядка рыжих волос.
Вокруг сердца сгущается жар магии. Волна, вторая, третья… Она течет, льется так, как не лилась никогда. Быстрее, пожалуйста, быстрее, прошу! Жарко. С меня катится пот. Магия всегда горяча. Она течет туда, куда надо. Лечит раны. Вдыхает жизнь.
Дит садится, недоуменно моргает глазами. Трогает лоб, размазывая по лицу красное. То навоз, то кровь… Не везет мальчонке.
Достаточно. С Дитом все хорошо.
Я пытаюсь остановить поток магии, но неожиданно у меня ничего не выходит. Сердце уже горит от силы магии, оно не успевает биться и отбивать волны жара.
Я стекаю на пол, ложусь на него, подтянув колени к груди. Пытаюсь сдержать.
Больно… Так дышать больно! Магии становится все больше, еще больше. Это не волны. Это лавины.
Жар нестерпим. И он сворачивается чернеет, превращаясь в дым.
Я слышу крики, чей-то плач, чувствую прикосновения. А потом меня накрывает тьма.
Последнее, что я вижу – медный блеск браслета на запястье.
А потом – покой.
***
Я снова стала собой. Кто я там? Вера? Ну слава богу. Не Петра, не Йола – это я. Сознание мое. Тело очень слабое, как у котенка. Я попробовала открыть глаза, но забила на это заранее проигрышное предприятие. Со всем моим удовольствием и спокойной душой скользнула в сон. На этот раз в спокойный и естественный, только очень уж быстрый.
Когда я проснулась снова, все еще было темно. В окна хмуро лился только-только занимающийся рассветный туман. Затекла рука, покалывало стопу – отлежала.
Мне было пусто, очень спокойно. То, что показывала мне тьма, я не забыла, нет. Просто это стало вдруг неважным, очень незначительным, как детские воспоминания. Отодвинулось куда-то в глубь памяти, скрылось в сознании, подернулось туманом.
Я услышала шорох и повернула голову вбок. Дерек Ват Йет дремал в кресле рядом с моей кушеткой. С голым торсом и в мягких домашних штанах, через шею перекинуто полотенце. Волосы все еще влажные. От него пахло горьковатым мылом, скорее всего, с полынью или чабрецом. Приятный запах.
Таким я его не видела. Я его вообще не очень воспринимала как человека. Ходит такое красивое нечто в идеально сидящем костюме, отдает приказы, смотрит на все равнодушно и спокойно, а он, оказывается, может быть таким… Простым. И я испытываю к нему… Я к нему что-то испытываю?!
Я мутным после пробуждения взглядом скользила по лицу этого мужчины. Тени скул, чуть островатый подбородок, неожиданно длинные ресницы, влажные каштановые волосы в полумраке комнаты кажутся черными. Сильная шея, красивое тело, светлая до белизны кожа, руки тоже красивые. Он бы в нашем мире был бы моделью – никем другим ему просто бы не позволили быть.
Я любовалась, лаская его взглядом и даже не собираясь прекращать.
Он, как на зло, открыл глаза как раз тогда, когда я внимательно разглядывала его живот. Считала кубики и все время сбивалась.
Я смутилась, отвела взгляд, накрылась простыней с головой.
– Ты быстро пришла в себя, – как ни в чем не бывало сказал он.
Я высунула нос из-под покрывала и снова уставилась на него. Равнодушный, спокойный. На плечи накинул плед. Чтобы не смущать юную барышню? Галантно. Только гадкая тряпка, в которую он завернулся, мне мешала.
– Сними. Я досчитаю, – попросила я, пытаясь уцепиться за край его пледа.
– Чего досчитаешь? – спросил Дерек, хмуря идеальные брови.
– Кубики на прессе. Ну, вставай.
Молчание. Прикосновение его пальцев к моему лбу.
– Жара нет. Подожди. Замри.
Я почти физически ощутила, как в меня скользнула его горячая магия.
– Ты истощена. Умственно тоже, ты не полностью функционируешь. Слишком сильно тебе досталось. Надо поесть как можно быстрее, выпить лекарства и выспаться. Хватайся.
Дерек Ват Йет нагнулся надо мной.
– Хватайся, ну же!
– За что хвататься? – ойкнув, спросила я, параллельно наслаждаясь запахом его тела. И как-то неожиданно для себя самой легко, мягко провела ладонью по его предплечью. Пальцы ощутили рисунок вспухших вен, гладкость кожи. Это прикосновение растревожило меня, заставило внутренне напрячься. Я словно бы погладила по загривку тигра. Но одновременно это меня возбуждало, заводило.
Я подняла лицо, заглядывая в его глаза. Зеленые, ни капельки не пустые. Удивленные, живые, мерцающие.
