И нет, это я сейчас не про себя… Из моих уст звучат мысли Кристофа… По крайне мере, мне хочется в это верить.
Глава 32.
Кристоф.
Я пролежал в этой грёбаной больнице пять дней, после того, как пришёл в себя и теперь меня наконец выписывают. Спасибо Майку и Эвелине за то, что пригрозили персоналу адвокатами – в случае, если учреждение и дальше будет отказывать в выписке, ссылаясь на моё плохое состояние, они будут вынуждены подать в суд. Тут уж местный глава не смог ничего противопоставить и был вынужден позволить мне выписаться.
Врач выписал рекомендации, которые я, конечно же, не собираюсь соблюдать и отпустил меня на все четыре стороны. Теперь я покорно сижу и жду, пока за мной не приедут. Как максимум, должен приехать Майк, как минимум – тот, кого он пошлёт.
Я жду. У меня есть сильное желание наплевать на Майка и уже прямо сейчас свалить отсюда на хрен, но я жду. Потому что… что? Потому что надеюсь, что придёт она. Надеюсь, что ко мне придёт Эвелина. Не знаю, почему я так решил. Да и не решал я ни хрена. Просто хочу. Очень хочу увидеть её здесь.
Когда мы виделись с ней в последний раз, как раз во время моего выхода из комы, я наговорил ей много лишнего. Называл «дорогая», а когда понял, что происходит на самом деле, что все те два года нашего замужества оказались лишь больной фантазией моего мозга, начал кричать, обвинять её во всех грехах… Короче, стал вести себя как раньше. И теперь главный вопрос не в том, сделал ли я что-то не так, а в том, что именно я сделал не так? То, что посчитал её своей женой и называл «дорогая» или же то, что я на неё накричал.
Со стороны открытой двери раздаётся еле слышный стук. Я оборачиваюсь, понимая, что это за мной. Смотрю на человека, стоящего в дверном проёме и теряю дар речи. Чёрт! Это и впрямь она…
Она входит внутрь.
– Привет, – говорит Эвелина. – Спросила у Майка, когда тебя выписывают. Хотела увидеть тебя сама.
Я не знаю, что ответить. Смотрю на неё, как будто на явление господа простым смертным. Хочу что-нибудь ответить, но язык не поворачивается. Закостенел.
Эвелина подходит ближе, смотрит на меня. Непонимающе дёргает головой и говорит:
– Что такое? Передумал? Может всё же стоит послушать врачей и остаться ещё не на долго?
Она не настаивает. Наоборот – хочет как лучше. Но я больше не собираюсь оставаться здесь ни на минуту. Поднимаюсь, поправляю спортивный костюм. Мотаю головой.
– Нет, всё отлично. Просто… не ожидал увидеть тебя…
Не ожидал? Да что ты такое говоришь? Я только об этом и думал. Только и мечтал увидеть её. Только её и никого больше.
– На самом деле, я рад, что ты здесь, – говорю я, пытаясь исправиться.
Она смущённо улыбается, уводя взгляд вниз.
– Ладно, Ламбер, хватит этих любезностей, – снова смотрит на меня. Кивает в стороны выхода. Говорит: – Идём.
В машине едем молча. Эвелина – за рулём. Я – рядом, на пассажирском. Только на полпути я решаюсь заговорить. Но мне нужна какая-то нейтральная тема. Чтобы не болтнуть лишнего.
– Как там с фильмом? – спрашиваю я наконец. – Рекламная компания в процессе.
– Как видишь, нет, – улыбается Эвелина. – У меня ещё есть свободное время, чтобы отвезти тебя до дома. Майк сказал, что, как только начнётся рекламная компания, времени не будет ни на что. Весь актёрский состав будут возить по разным странам, в которых назначена премьера, так что дома мы не увидим, как минимум, месяц.
Я киваю с видом того ещё знатока.
– Да, есть такое. Для высокобюджетных фильмов студии всегда устраивают большие маркетинговые кампании. – Проезжая одну из улиц, я замечаю плакат с названием нашего фильма. На нём – я и Эвелина. Киваю. – Говорю же, вон. Весь город, наверное, уже обклеили.
– Этой ещё что! – говорит Эвелина. – Слышала, что в некоторых странах уже чуть ли не памятники нам ставят. Такого успеха я точно не ожидала. А ведь фильм ещё даже не вышел.
– Не факт, что будет успех, – огорчаю я. – Сейчас есть успех маркетинговой компании, но не факт, что сам фильм будет успешен. Но, как минимум, ты свою мечту исполнила. Я прав?
Оборачиваюсь к ней и пристально смотрю. Она замечает. Поглядывает на меня, стараясь не отвлекаться на дорогу.
– Ну, наверное, – пожимает плечами Эвелина. – Наверное исполнила. Хотя… почему-то чувства какого-то удовлетворения совсем нет.
Я киваю, отворачиваюсь.
– Потому что его и не будет. Это всё мишура.
– В смысле? – не понимает она.
– В смысле… – решаю углубиться я. Сказать то, чего раньше ни за что бы не сказал. – После всей этой истории с моим больничным, после полугода в коме, я как будто стал другим человеком. Понял, что прошлая жизнь была полна бессмысленности. В популярности нет ничего хорошего, если ты мудак.
Брови Эвелины взмывают вверх
– Не ожидала, что ты когда-нибудь скажешь что-то подобное.
– Сам не ожидал, – признаюсь я, глядя на улицу через боковое стекло.
Некоторое время мы молчим.
– И что теперь? – спрашивает Эвелина. – Что собираешься делать, если популярность для тебя больше не важна?
– Не знаю. Фильмы – это единственное, с чем я хоть как-то могу справляться. Может, стоит научится чему-то новому.
– Слушай, Кристоф… – перебивает она. Оборачиваюсь к ней. Смотрю так, словно вот-вот должно случиться чудо. – Ты не хочешь полететь с нами? – смотрит на меня. – В смысле, на рекламную компанию?
Мотаю головой.
– Майк сказал, он устроил так, чтобы меня там не было.
– Странно, – удивляется Эвелина. – На него непохоже.
– Я не виню его… По крайне мере, сейчас. У него были все причины насолить мне. Я ещё легко отделался, – пытаюсь натянуть хоть какую-то улыбку. Но по взгляду Эвелины понимаю, что улыбкой тут и не пахнет – скорее, какой-то жалостливый позор.
– Я поговорю с ним, если хочешь, – говорит она.
Хочу ли я? Чёрт! Да, я хочу. Вопрос только в том, почему я этого хочу. Потому что не хочу терять её? Потому что до сих пор не могу выкинуть воспоминания о том, как мы были женаты. Какая дурость, Кристоф! Ты же зарекался, что никогда не женишься? И что теперь?
– Д-да… – неуверенно выдавливаю я. – Если, конечно, тебе будет не трудно.
Она улыбается так, словно я какой-то ребёнок. Пожалуй, так оно и есть. Я веду себя как грёбанный ребёнок.
– Спасибо, – говорю я. – И кстати… – продолжить не могу.
– Что такое? – озадачено смотрит она.
– Хотел извиниться, – стыдно. Как же, мать твою, стыдно. – За тот случай… Из-за того, что тебя посчитали танцовщицей. Хотел исправить всё, но… не успел. Да если бы сам полез, вряд ли… короче, сделал бы только хуже.
