глазнице, но при этом очки ни в коем случае не выглядят чересчур агрессивными.
— Я всегда так нерешительна в этих вопросах, а очки вообще трудно выбирать… Я вот думаю, если вы не против, я зайду еще раз взглянуть на эту оправу с другой своей подругой, Марой. Она дизайнер и прекрасно в этом разбирается.
— Ну, разумеется, я буду счастлив познакомиться. Эти очки мы отложим в кучку «может быть», и не беспокойтесь, я могут предложить вам еще много оправ — и все в пределах суммы, которой вы располагаете.
Через несколько минут трепа в том же духе, на протяжении которого парень обращался к нам обеим, он внезапно с умильными интонациями спрашивает Стеф:
— Ваша подруга не понимает по-итальянски?
Очнувшись, я реагирую:
— Что?
Он смотрит на меня снисходительно, как на милого, но слабоумного лабрадора.
— Мне просто показалось… что нет контакта, — ласково объясняет он.
Я в полном замешательстве, надо бы что-то сказать в свое оправдание, но ничего не приходит в голову.
Стефания, как всегда непринужденная, отвечает твердо и с любовью:
— Нет, она понимает.
— Я понимаю почти все, но не очень хорошо говорю, — блею я, а потом прибегаю к обычному объяснению своего молчания: — И… я сегодня немного устала.
Похоже, за это время я заработала себе репутацию самой усталой девушки в Венеции. О моей утомляемости уже, должно быть, ходят легенды: я ухитряюсь уставать в барах, ресторанах и магазинах по всему городу. Стефания часто выговаривает мне за то, что я молчу за едой, если мы обедаем (ужинаем, пьем кофе) в публичном месте. В ответ я неизменно ссылаюсь на свою хроническую усталость — на самом деле я наслаждаюсь едой и слушаю других гостей. Стеф интерпретирует это по-своему: а) я не понимаю итальянского; б) меня что-то беспокоит и в) меня кто-то чем-то обидел.
Примерка очков продолжается. Я высказываюсь в пользу оправы теплого зеленого цвета, напоминающей камуфляж, и отвергаю черную, поскольку она слишком выделяется на лице моей подруги, не гармонируя с ее природным красками. Мы уходим, не купив ничего. Венецианские лавочники останутся вашими друзьями на всю жизнь, если вы продемонстрируете знание особого этикета, держась элегантно, но осторожно, не давая воли природной скупости (не только своей, но и их). Прощаясь, парень с радостной улыбкой убирает всё и откладывает в сторону то, что понравилось Стефании.
На улице выясняется, что Стеф, как всегда, неправильно меня поняла.
— Прости, прости, Бидиша. Я тебя слишком задержала, это было так долго…
— Да нет, вовсе нет. Я получила массу удовольствия! Почему ты всегда истолковываешь мои реакции по-своему?
Стеф треплет меня по плечу, улыбаясь радостно, как солнышко, а я смеюсь.
Наступает 29 июля: мой двадцать шестой день рождения. Вечером, как договаривались, я жду друзей у церкви Фрари. С великой радостью наблюдаю за ними, пока они переходят мост: Стеф, Джиневра, Бруно, Бьянка и Мара — моя здешняя команда. Для начала идем выпить в «Imagina» на Кампо Санта-Маргерита. Я предупредила, чтобы подарков не было, но у Джиневры для меня сюрприз — альбом акварелей Хака Скарри, виды Венеции. Книга завернута в нарядную коричневую бумагу, в углу даже красуется бумажная розочка. Обычная церемония: «Спасибо…» — «Нет, нет, не стоит благодарности, это такой пустяк». Остальные тем временем хихикают, вспоминая, как лет девять назад они все вместе отдыхали в кемпинге в Валенсии.
— Земля была такая твердая, что мы не могли забить колышки для палатки, — говорит Бруно. — Промучались всю ночь, потом сели и думаем: «Что же делать?» Тут кто-то подъезжает к нам, какой-то испанец, и говорит: «Извините, хотите электродрель, которой вертят дыры в стене?» — «О да, спасибо!!!» — «Где вам сделать дыры? Здесь? Без проблем!» Вжжжжжжж! «И здесь тоже? Один момент!» Вжжжжжж! — можно ставить палатки. А еще в Валенсии была голландская семья — очень симпатичные люди, они даже оставили нам свой мангал, когда уезжали. Девять лет прошло, а я все еще пользуюсь этим мангалом. Ой, а еще там была одна женщина, итальянка, с двумя маленькими дочками, которых звали Азия и Африка!
— Это уж слишком, — кривится Стеф. — Представляете, как она зовет детей домой с улицы? Азия! Африкааа!
После кафе отправляемся в рыбный ресторанчик: типичный венецианский стиль без особых претензий, меню написано от руки, всюду дерево, витают дразнящие запахи, строгая официантка, которая не даст спуску… — в общем, никому. Она возмущенно округляет глаза, когда мы сообщаем, что нас будет шестеро, а не пятеро, как предполагалось. Занимаем места — меня сажают во главе крохотного стола, Стеф, Мара и Бьянка втискиваются на одну скамью, Бруно и Джиневра на вторую, напротив. Начинается долгая дискуссия: мы никак не можем решить, что будем заказывать.
— Поскольку с финансами у всех негусто, лучше каждому платить за себя, а не делить всю сумму на шестерых, — предлагает Стефания.
— Что? — вопит Бруно. — Мы что, немцы? Ты предлагаешь вынуть калькулятор и высчитывать, кто съел рогалик, а кто выпил воды? — Бруно нагибается ко мне: — Я один раз ужинал с финансистами из Германии, так они полчаса страдали над счетом. Они все такие.
Наконец заказ сделан: спагетти с гребешками для Бруно, каракатица в соусе из чернил и полента для меня, Стеф, Джиневра, Мара и Бьянка берут огромную тарелку мелких омаров со спагетти. Плюс белое вино. Мы приступаем к трапезе и беседе, все тихо и спокойно. Каракатица просто восхитительна, мне нравится, какая она черная и блестящая.
— Улыбнись, — командует Бьянка.
Я изображаю гротескную бессмысленную улыбку во весь рот.
— Какая у тебя черная улыбка! — хохочет она при виде моих устрашающе черных зубов.
Еда не просто вкусная, а вкуснейшая, порции огромные. Я пробую гребешки у Бруно (после того, как он предложил) и настаиваю, чтобы и он отведал мою каракатицу.
— Нет-нет, — говорит он. — Я возьму немного вот у этого чудовища! — Показывает на Стефанию.
Наблюдая за ними, я начинаю верить, что некоторые пары и впрямь формируются на небесах. Когда мы шли к ресторану, я обратила внимание на парня и девушку, которых и до этого встречала не меньше шести раз. Они с тоскливым видом стояли у телефонной будки. Я незаметно показала на них Бруно.
— Видишь их? Они постоянно ругаются. Я их видела уже не однажды, но не было ни одного случая, чтобы они не выясняли отношения.
— Это их образ жизни, — ответил он великодушно. — Мы со Стефанией иногда бодаемся, и бодаемся месяцы напролет! — При этом лицо у него было ребячливое.
В ресторане мы болтаем без умолку, перескакивая с одной темы
