неделю назад она была в моей постели, неистово доводя себя до оргазма пальцами у меня на глазах, терлась о свои связанные руки, даже покраснев от смущения. Она сделала бы все, чтобы не испытывать ко мне таких чувств. Ей не нужны мои деньги или моя власть. Она едва ли даже нуждается в моей защите.
Но она ничего не может с собой поделать.
И когда я сижу на доминиканском солнышке, наблюдая, как Берто вылезает из бассейна и направляется внутрь с женщиной, которую он, несомненно, собирается трахнуть, Франко в двух шезлонгах от меня в окружении трех моделей и одной возбужденной блондинки у меня на коленях, я почти уверен, что мне не лучше, чем Софии.
К лучшему это или к худшему, но мы, кажется, зависимы от того, чтобы сводить друг друга с ума.
И я понятия не имею, что с этим делать.
СОФИЯ
— Вечеринка для Катерины совсем не похожа на то, что мы бы устроили при обычных обстоятельствах. Особенно с Анной, я могу только представить, в какие места она бы нас потащила. Но Лука попросил меня составить список того, что я хотела бы иметь для этого, и я сделала именно это. Все еще немного застигнута врасплох тем, каким милым он был.
Той ночью за обеденным столом мы впервые в жизни разговаривали, и это не закончилось тем, что один из нас сбежал или яростно целовался. Это не закончилось тем, что я склонилась над диваном или была связана в постели, пока он показывал мне, кто именно контролирует ситуацию.
Это закончилось, как ни странно, тем, что он кое в чем уступил мне. То, чего я хотела с того утра, когда мы вернулись из больницы, и не думала, что смогу вернуться, возможность оставаться в своей собственной комнате, но это не сделало меня такой счастливой, как я ожидала. Прошлой ночью я чувствовала себя почти одинокой, без мягкого храпа Луки в темноте, без запаха его одеколона на одеялах, без тепла его тела, согревающего простыни даже с другой стороны от меня. Тот факт, что он сдался, не казался победой. Это было похоже на… Как будто он на самом деле вообще не хотел, чтобы я была там. Как будто он заставлял меня делать то, чего, как он знал, я не хотела.
И теперь, когда он вернулся к этому, такое чувство, что он меня не хочет.
Это глупо. Я знаю, что это глупо. Я получила то, что хотела, и все же я все так же сбита с толку и несчастна, как всегда. Поэтому вместо того, чтобы сосредоточиться на этом, я думаю о том, что у меня будет еще два полных дня без Луки, дни, которые, надеюсь, прояснят мою голову, а еще лучше, дни, которые я смогу провести со своими подругами. С Катериной и Анной в пентхаусе не будет одиноко. И, надеюсь, мы сможем хоть немного подбодрить Катерину.
Она появляется примерно через час после ухода Луки с полосатой сумкой в руке и первой улыбкой, которую я увидела на ее лице с момента взрыва.
— Это действительно мило с твоей стороны, — говорит она, ставя сумку на пол, наклоняясь вперед, чтобы обнять меня.
— Ты издеваешься надо мной? Это огромное место, мне кажется, что я теряюсь в нем каждый день, когда я здесь одна. Будет здорово, если вы с Анной проведете здесь выходные.
— Когда она приедет?
— Вероятно, через несколько часов. — Я оглядываюсь, когда Джио, один из двух телохранителей, которых оставил Лука, пересекает комнату в направлении кухни. — Я не знаю, как я собираюсь привыкнуть к тому, что они здесь.
— Скоро они смешаются с толпой. Я помню, как в детстве, после того, что случилось с твоим отцом и отцом Луки, у меня время от времени появлялся телохранитель. Через некоторое время я даже перестала замечать.
— Я надеюсь на это. — Я заставляю себя улыбнуться, пытаясь избавиться от любого намека на плохое настроение. — Лука спросил меня, что бы я хотела иметь здесь для нашей вечеринки. Итак, у нас много вина, кексов, и он оставил Кармен инструкции, чтобы ты заказала на ужин все, что захочешь. Мы собираемся хорошо провести время сегодня вечером, несмотря ни на что. Все это место в нашем распоряжении, и мы будем в безопасности. В этом здании так много охраны, что я не знаю, сможет ли паук проползти мимо так, чтобы они этого не заметили.
— Что ж, это хорошо, — со смехом говорит Катерина. — Я ненавижу пауков.
— Где-то около девяти наконец появляется Ана. После обсуждения того, что делать, мы оказываемся на крыше у бассейна под звездами, где Ана готовит замороженный дайкири в баре, а вокруг разбросаны коробки из-под пиццы.
— Боже мой. — Катерина практически стонет, откусывая кусочек колбасы с сыром. — Я не могу вспомнить, когда в последний раз ела пиццу. Я была очень строга в отношении своей диеты перед свадьбой, и я просто… мм. — Она откусывает еще кусочек, отправляя половину в рот, и я прикрываю рот рукой, чтобы не расхохотаться вслух.
— Что? — Она улыбается мне, вытирая салфеткой соус со щеки. — Ты никогда раньше не видела, чтобы кто-то ел пиццу?
— Я никогда раньше не видела, чтобы ты ела пиццу. Ты всегда такая элегантная. Я никогда не думала, что доживу до того дня, когда ты отправишь в рот половину ломтика за один укус.
— Ну, кроме вас двоих, здесь больше никого нет, так что я могу делать то, что хочу. — Катерина смеется, откидываясь на спинку шезлонга и проглатывая последний кусочек пиццы. — На самом деле это действительно расслабляет.
Одно это предложение дает мне представление о том, какой строгой, должно быть, была ее жизнь все эти годы.
— А как насчет колледжа? — Спрашиваю я с любопытством. — Разве тебе не удалось тогда расслабиться и немного повеселиться?
Катерина фыркает.
— Вряд ли. Мне пришлось продолжать жить с родителями, и у меня был строгий комендантский час. Мне повезло, что они вообще меня отпустили. В наши дни среди молодых мафиози нет стигматизации из-за жены с образованием. Мне не разрешалось заводить много друзей, или ходить на вечеринки, или делать что-либо по-настоящему, кроме как ходить на занятия и возвращаться домой. Они слишком беспокоились, что я могу оступиться.
— И как именно? — Ана подходит к нам с тремя клубничными дайкири и раздает их, присаживаясь на краешек своего стула и делая глоток.
— Пересплю с кем-нибудь, — категорично говорит Катерина. — Моя девственность, это настоящий товар. Мои родители заботились о том, чтобы защищать ее так же яростно, как и любую другую часть семейного бизнеса.
Ана корчит рожицу.
— Подожди, так ты тоже девственница? Боже, я чувствую
