толкнув меня в грудь, но затем быстро обвила руками мою шею, когда поняла, что может коснуться дна только на цыпочках.
На ее лице отразилось удивление, затем короткая вспышка страха, и ее руки притянули ее еще ближе ко мне.
— Ты обманул меня, Трэвис Хейл.
Нет, ты обманула меня.
Как, почему и когда, я не был точно уверен. Но чувствовал себя сбитым с толку, как будто она сделала что-то нарочно, чтобы заставить вещи, меня — все, выглядеть одним образом, когда на самом деле они были другими. Я даже не мог разобраться в своих собственных мыслях.
— Да, но сделал это только потому, что хотел, чтобы ты прочувствовала воду. Я хотел, чтобы ты испытала, каково это — плавать. Я не отпущу тебя, обещаю. Я держу тебя.
Она раздраженно посмотрела на меня, но страх, казалось, исчез, и через мгновение она откинула голову назад, позволяя воде плескаться вокруг ее плеч, пока мы вместе покачивались в воде.
Мой взгляд упал на ее грудь, ее небольшое округлое декольте, едва виднеющееся над водой, ее живот, прижатый к моему. Боже, как это было приятно. Она была теплой, мягкой и скользкой, и мне потребовалось все мое мужество, чтобы не опустить голову и не поцеловать эту сладкую ложбинку между ее грудей, не провести языком по выпуклостям, не провести губами по ее ключице. Я пульсировал, становясь все тверже. Моя кровь становилась все горячее.
Хейвен наклонила голову вперед, ее глаза встретились с моими. Ее лицо было так близко, как тогда, когда мы впервые поцеловались. Только это было при тусклом освещении и так неожиданно, что у меня не было возможности рассмотреть ее вблизи, разглядеть детали ее лица… Почти невидимые тонкие волоски, которые делали ее кожу похожей на бархат, темные крапинки в ее кофейных глазах, идеальный изгиб ее лука купидона и маленькая родинка на левой щеке, размером едва ли с кончик ручки.
Мое дыхание стало прерывистым, тело реагировало на мягкое прикосновение ее кожи и на то, как она прижималась ко мне. Выбившийся локон попал мне в глаз, заставив прищуриться и рассмеяться от неожиданности.
— Эти волосы, — сказал я, поднимая одну руку и безуспешно пытаясь заправить его за ухо, — чудо.
— Это проклятие, — пробормотала она. Я попытался еще раз заправить локон, на этот раз он послушался, но, вероятно, ненадолго. Я позволил своим пальцам погладить ее шелковистую щеку. Ее глаза вспыхнули, и я увидел в ее глазах тот же жар, который, должно быть, был в моих собственных. Я чувствовал, как ее сердце бьется у моей груди, и заметил, что ее дыхание сбилось. — Это пошло от моего отца, я полагаю, потому что волосы моей мамы были настолько прямыми, насколько это возможно, — сказала она, отводя взгляд, — хотя это мог быть любой мужчина. Моя мама никогда по-настоящему не была моногамной.
Моя рука ненадолго остановилась в своем путешествии по ее щеке, заявление застало меня врасплох. Она пристально смотрела на меня, как будто ожидая моей реакции. Когда я, не дрогнув, встретил ее взгляд, она вздохнула, покачала головой и опустила глаза.
— Извини, — сказала она, — я немного нервничаю.
— Не стоит. Я не собираюсь тебя отпускать.
Ее плечи опустились, и она полностью расслабилась в моих руках, ее тело стало податливым.
Она доверяет мне.
Это было похоже на глубокую и священную честь. Удивительно. Незаслуженно, даже если доверие было частью моей повседневной жизни. Этот город доверял мне. Но доверие Хейвен было совсем другим. Несколько мгновений мы молчали, ее дыхание выровнялось, мои руки крепко держали ее, пока мы оба смотрели на заходящее солнце. Мир казался прекрасным и умиротворенным. Все тревоги, все вопросы без ответов, все сложности и потенциальная боль мира — ничего этого не существовало в этом водном убежище под заходящим солнцем с этой прекрасной девушкой в моих объятиях. Ничто не могло коснуться нас здесь. Это были только мы.
На этот раз поцелуй начался медленно, глаза Хейвен встретились с моими, наши рты нежно соприкоснулись, едва заметное прикосновение наших губ. Было неясно, кто был инициатором этого, может быть, я, может быть, она. Но казалось более вероятным, что мы оба двигались вместе одновременно. Долгие мгновения я наслаждался ощущением ее тела рядом со своим, прохладными волнами течения, уносящими ее прочь, а затем прижимающими ближе. Это было захватывающе, и это было сладко. Я почувствовал сдвиг. Меня. Всего мира. Порядка вещей, который я не мог назвать.
Я судорожно вздохнул, когда томно провел языком по складке ее губ, и она открылась для меня. Поцелуй стал глубже, но темп остался прежним. Неторопливый. Мечтательный. Как будто торопить события значило бы опозорить этот момент.
Поцелуй был таким же естественным, как подъем и падение воды вокруг нас, таким же необходимым, как небо над головой, таким же обжигающим, как огненное солнце.
Наши языки переплелись, танцевали, медленно парили, ее рот наклонился к моему так, что я мог попробовать каждый сантиметр ее сладости.
Наше дыхание смешалось, и Хейвен убрала руки с моей шеи, переместив их на мое лицо, в то время как ее ноги обхватили мою талию. Я издал рваный стон, когда ее сердцевина прижалась к моей эрекции, и на мгновение мне показалось, что я могу кончить в своих шортах, как подросток, впервые почувствовавший женское тело. Она так идеально подходила мне. Одной рукой я уверенно держал ее за талию, а другой опустился сначала на округлый изгиб ее попки, а затем на шелковистую гладкость задней части бедра, притягивая ее еще ближе, мучая себя.
— Что мы делаем, Трэвис? — выдохнула она, снова замедляя поцелуй, ее губы скользнули по моим, руки запутались в моих волосах, даже несмотря на то, что она слегка отодвинулась от моего тела.
Не знаю. Понятия не имею.
— Наслаждаемся друг другом, — пробормотал я, проводя губами по ее шее, в том время как она откинула голову назад, чтобы дать мне лучший доступ. Я высунул язык, облизывая место, где ее пульс трепетал под моим ртом. Я испытал странное чувство вместе с сильным возбуждением, и я мог назвать это только страхом. Но из-за чего? Я знал, как это делается. Я был экспертом в этом деле.
— Но почему? — она запустила ногти в мои волосы, и я снова застонал от чистого удовольствия, охватившего каждую частичку меня. Но я также услышал легчайший намек на панику в ее тоне, как будто ее разум искал причины для сопротивления, даже если ее тело не сопротивлялось.
Что «но почему»?
Я потерял нить разговора, и мне пришлось заставить себя вернуться к
