отозвали, и актёра уволили. По тридцать третьей статье. На его роль пригласили актёра из местного драмтеатра. Хорошего, талантливого. Там и ролька была небольшая, но со словами. Он справится.
Жестоко? Скорее, непривычно. Ну, запил человек, с талантами это бывает. Другой запил, третий… Искусство, оно такое. А что съёмка удлинится на неделю-другую, так государство не обеднеет.
Но стоило разъяснить по Ломоносову, мол, если в одном месте прибудет, то в другом убудет, и другое место — это личный карман, то сразу пошли разговоры: «Вадик, значит, будет пить, а у нас премиальные срежут? Оно нам надо?»
И решили, что оно им не надо! Тем более, в свете последнего постановления об укреплении трудовой дисциплины и борьбы с пьянством.
Но на девочек поглядывали недоброжелательно. Кто, собственно, они такие? Что это за слово такое «продюсер»? Жили без продюсеров, и ничего, как-то обходились. Прямо таки потогонная система Тейлора! Вдохновение по часам не приходит! Есть режиссёр! Есть местком, наконец!
Ага, ага. Бывало, съёмки и на год растягивались, и на два, бывало и больше. Обыкновенные съёмки, рассчитанные на сорок пять съёмочных дней. Нет, ребята, так нельзя, так нельзя, ребята. Заменили актёра известного на актёра провинциального? Ничего, после этого фильма он тоже станет известным. И вообще, вам знакомо правило: порядок бьёт класс? В кино это тоже справедливо.
Девочки работали — как в шахматы играли. Расставляли фигуры так, чтобы держать под контролем ключевые поля. А ключевые поля — это поля, контролирующие денежные потоки. Узнай, кто распоряжается деньгами, не зарабатывает, а именно распоряжается — и ты узнаешь, кто истинный глава семьи ли, фабрики или государства.
А потом приехала Марина Влади, и женский дуумвират превратился в триумвират. У французской актрисы строгое расписание, ей за лето ещё в двух фильмах нужно сняться, и потому она нервничала: все эти «выполним и перевыполним досрочно» она уже слышала, и цену им знала. Говорят (в артистической среде говорят очень много), что она зарекалась сниматься в Советском Союзе, но здесь случай особый: и муж главный режиссёр, и роль интересная, особа царских кровей, и гонорар тоже царский, по советским меркам, разумеется. Видя усилия девочек по наведению порядка, она их одобрила, поддержала, и настоятельно порекомендовала мужу идти правильной дорогой. Если, конечно, он хочет дойти до цели.
И Владимир Семёнович преобразился! Стал собраннее, аккуратнее, а, главное, стал держать дистанцию. А это сложно: ещё вчера брали с ребятами по банке, а сегодня ты главный режиссёр. А они нет.
— Правила поменялись, — сказал Владимир Семёнович. — Кто не понял — я не виноват.
Сказал это он на утренней планёрке, и к обеду все приняли это к сведению. По крайней мере, внешне.
Каборановск встретил съёмочную группу радушно. Да и как иначе, если была проведена предварительная работа? Гостиницу отремонтировали, уже хорошо. Оборудовали два номера «люкс». Гостиничный ресторан стали снабжать по первому разряду, а так как посещали его многие — то многие и оценили перемены. Конечно, наши районные гостиницы это ни разу не «Гранд Отели», но есть водопровод, есть канализация, электричество тоже есть, чего ещё желать советскому киноактёру, человеку неизбалованному?
К тому же и в ресторане их встречали как самых желанных звезд. Порции строго соответствовали меню-раскладке, что объяснялось как кристальной честностью персонала, так и серьёзным разговором с людьми в погонах.
Ещё бы внимания поменьше.
Зеваки осаждали и гостиницу, и места съёмок. Нет, они были почти дисциплинированы, и всегда отходили за линию, которую чертили мелом на асфальте: сюда нельзя, испортите кадр. Но всем очень хотелось увидеть Высоцкого, а уж услышать — так это было бы совсем замечательно. Все, конечно, понимали, что режиссёр не песни поет, а отдаёт распоряжения самым обыкновенным образом, но это не отпугивало: во-первых, самые обыкновенные слова, произнесенные Владимиром Высоцким, становились необыкновенными, и, во-вторых — а вдруг?
С другой стороны, это было и хорошо: зеваки молчали, боясь пропустить хоть слово кумира. А если вдруг кто начинал говорить — его тут же зашикивали. Могли и тумака дать. Легко.
Я наблюдал за всем со стороны. Не совсем зевака, допущен в круг — автор музыки, как-никак. Но ни с кем не сближался, никому не навязывался. Люди работают, и это нужно уважать. Вот если бы ко мне во время ответственной партии стали подходить с приветами и разговорами, разве я бы обрадовался, будь даже это самые расчудесные люди?
А я-то вовсе не расчудесный.
Я приезжал на «Дровосеке», захватив Ми и Фа, мы немножко гуляли, немножко играли, немножко смотрели. Сопровождали нас бабушки, обычно попеременно, то бабушка Ка, то бабушка Ни. Но иногда и вместе. Ничего, помещаются. К машине я привык, машину я оценил. И за проходимость, и за неприметность. Таких машин у нас в области сотни, и, завидя мою, всякий подумает, что в ней не частник, а человек казённый. Мелкий начальник, работающий в совхозе, охотохозяйстве или даже в «Сельхозтехнике». Едет, и пусть себе едет.
Одеваюсь я тоже скромно. Офицерская рубашка защитного цвета, купленная в «военторге». Такой же галстук. Брюки-галифе с кармашком Лестрейда. Армейские прыжковые ботинки, из юфти, мягкие, удобные. В общем, колхозник с претензиями, ударник сельского труда, отслужил в армии срочную, потом сверхсрочную, потом вернулся на село, позвала земля — такую я придумал себе легенду. Для себя придумал, по Станиславскому. А что руки не тракториста, так я в колхозе счетовод.
В Каборановске мы не задерживались. Колесили по проселочным дорогам, заезжая то в рощицу, поискать землянику, то на берег речушки, а то на луг, посмотреть на коров, коз и прочую живность. Детям это полезно. А взрослым ещё полезнее — вспоминать, что там, где кончается асфальт, жизнь только начинается.
Погоды стоят жаркие, солнечные, синоптики обещают безоблачный июнь, что, конечно, пойдет на пользу «Лунному Зверю» (так пока звучит название фильма), но селяне выказывают озабоченность, не ждёт ли нас великая сушь. А поскольку все мы селяне, каждый из нас по-своему селянин, нет-нет, да и подумаешь: дождика бы, дождика! «Дровосеку» дождь не страшен, а в графике съёмок предусмотрено шесть дождливых дней. Нет, никто отдыхать не собирается, не должен и не будет, а будут съёмки в помещении Замка. Там много залов, выглядевших так, словно на дворе
