Отдышавшись, он оглянулся. Десять пар глаз рассматривали его с нескрываемым осуждением.
В купе первого класса было всего шесть сидячих мест, но в нем, тесно прижавшись друг к другу, сидело по пять человек с каждой стороны. Опаздывающие всегда доставляют беспокойство, тем более в переполненном вагоне. Никто не промолвил ни слова, но прием был более чем прохладным. Лишь одна полная женщина из Армии спасения одарила его ободряющим взглядом.
— Я… кхм! Прошу прощения, — сказал Майлз.
Ему вспомнилось одно удачное, подходящее к случаю высказывание лорда Честерфилда[12], но пассажирам явно было не до афоризмов, да и у него была забота поважнее. Второпях перешагивая через чужие ноги, он добрался до двери в коридор и, ко всеобщему удовольствию, вышел. В коридоре еще постоял, обдумывая ситуацию. В целом Майлз выглядел достаточно прилично, ибо утром наскоро ополоснул лицо водой и поскоблил щеки сухой бритвой. Но пустой желудок напоминал о себе легким урчанием. Однако все это пустяки. Самое важное — отыскать Фэй.
Состав был не очень длинным, и вагоны не были переполнены. Большинство пассажиров сидели, держа перед собой газеты наподобие молитвенников. Остальные стояли рядом с грудами чемоданов. В купе первого класса почти все сидели, за исключением нескольких обремененных собственным весом женщин, которые, имея билет в вагон третьего класса, предпочитали стоять в купе первого, бросая по сторонам полные упрека взгляды, пока какой-нибудь джентльмен, почувствовав угрызения совести, не уступит им место.
Обозревая этот универсальный социальный срез Англии в дребезжащем качающемся вагоне, Майлз невольно поискал в памяти подходящее философское изречение. Однако, заглядывая в каждое купе, с трудом пробираясь по коридору, спотыкаясь о чемоданы, протискиваясь сквозь очереди в туалет, он так и не смог пробудить в себе философа.
После первого беглого осмотра вагонов Майлз некоторое время пребывал в недоумении, потом ощутил беспокойство, а через минуту…
Ибо Фэй Сетон в поезде не было.
«Спокойствие! Не поддаваться панике!»
Фэй должна была быть здесь.
Но ее не было.
Майлз остановился в проходе, примерно на середине состава, оперся локтями на оконную перекладину и попытался успокоиться. После полудня день стал жарче и тяжелее: облака сгустились в тучи, которые, казалось, сливались в небе с черным паровозным дымом. Глядя в окошко, Майлз не замечал проносящихся мимо пейзажей, перед ним маячила встревоженная физиономия доктора Фелла, слышался его голос.
Наставления, которые делал доктор в несвойственной ему боязливой манере, набивая карманы Майлза галетами взамен завтрака, были смутны и бессвязны.
— Найдите ее и не отпускайте! Найдите и не отпускайте! Таков был лейтмотив. — Если она захочет вернуться вечером в Грейвуд, значит, все в порядке; наверное, это самое лучшее, но не отпускайте ее от себя никуда, не отходите от нее ни на шаг!
— Ей грозит опасность?
— По-моему, да. И если вы хотите доказать всю нелепость, — тихо добавил доктор Фелл, — по крайней мере самого тяжкого обвинения, выдвигаемого против нее, не отступайте, ради всех святых!
Самого тяжкого обвинения, выдвигаемого против нее?
Толчок вагона вывел Майлза из забытья. Фэй не успела на поезд, чему поверить трудно, если, конечно, не сломался автобус или если она не вернулась назад. Тут Майлз ударился в другую крайность, отбрасывая опасные варианты. Да, она вернулась, и, значит, нечего опасаться… Какое-то обвинение, о котором обмолвился доктор Фелл, грозит ей лишь в том случае, если она поедет в Лондон и осуществит свой план. Теперь бояться нечего. Или все-таки…
Майлз не помнил, когда ему приходилось так долго и так медленно ехать. И так мучительно перебирать в уме возможные варианты. Поезд шел до Лондона без остановок, и если Фэй успела сесть, она не могла по дороге выйти, даже если бы захотела вернуться. Значит, она может оказаться в Лондоне… Дождь уже хлестал по окнам вагона в полную силу. Майлз стоял в окружении многочисленного семейства, заполонившего и купе, и проход и не знавшего ни минуты покоя в поисках сандвичей, которые всегда оказывались в корзине под горами чемоданов и саквояжей, и тогда гора рушилась, сводя всех с ума, и начиналось очередное светопреставление. Было без двадцати минут четыре, когда состав подошел к вокзалу Ватерлоо.
На перроне стояла Барбара Морелл и искала его глазами.
Увидев ее, Майлз почувствовал огромную радость и моментально забыл о многоликой толпе, которую тащил поезд. Из громкоговорителя несся знакомый голос, радушный и звонкий.
— Привет! — сказала Барбара.
Она показалась ему мало похожей на образ, оставшийся в памяти.
— Привет, — сказал Майлз. — Извините, что заставил вас прийти на вокзал.
— Ничего страшного, — ответила Варвара; теперь он узнал ее серые глаза в черных ресницах. — Кроме того, — добавила она, — я сегодня позже пойду в свой офис.
— В офис? В воскресенье вечером?
— Я работаю на Флит-стрит, — объяснила она. — Я журналистка. Так что я тогда не солгала, сказав, что романов не пишу. — Тема была исчерпана, ее серые глаза скользнули по его лицу. — Что случилось? — вдруг спросила она. — В чем дело? Вы выглядите…
— Просто приходится расплачиваться за любознательность, — сказал Майлз. Он почувствовал, что может довериться этой девушке. — Я должен был непременно поймать Фэй Сетон. От этого все зависит. Мы думали, что она отправилась этим поездом. Теперь, черт возьми, не знаю, что делать: в поезде ее не оказалось.
— В поезде не оказалось? — повторила Барбара, широко раскрыв глаза. — Но Фэй Сетон была в поезде! Она вышла на перрон секунд на двадцать раньше вас!
— Объяв-ля-ется посадка… Хоннингтон! — вещал громкоговоритель. — Прохо-дите на платформу номер девять!.. Посадка… Хоннингтон!..
Приятный радиоголос покрывал все остальные вокзальные шумы. Майлзу почудилось, что он опять вступает в мир фантастики.
— У вас галлюцинации! — сказал он. — Говорю вам, ее не было в поезде! — И тут же его осенила другая мысль. — Постойте-ка! Значит, вы ее все-таки знаете?
— Нет! Ни разу в жизни не видела!
— Тогда откуда вы знаете, что это Фэй Сетон?
— По фотографии. По той раскрашенной фотографии, которую профессор Риго показывал нам в пятницу вечером. Я… я подумала, что она едет с вами, и чуть было не ушла. В общем… я немного растерялась… Но что случилось?
Это была катастрофа, полная и непоправимая.
«Я в своем уме, — рассуждал Майлз, — не ослеп, не напился и мог бы поклясться, что Фэй Сетон не было в этом поезде». Перед его глазами мелькнуло неестественно бледное лицо и кроваво-красные губы, пахнуло знакомым удушливым ароматом — то ли это был гнилостный запах экзотических растений в кадках на вокзале, то ли донесшееся сюда спертое дыхание переполненного вагона… Он поспешил перевести взгляд на светлые волосы Барбары, на ее земные серые глаза, чтобы убедиться в ее существовании, в ее очаровательном здравомыслии, в том, наконец, какую жуткую оплошность допустил он сам.
