пошел к распахнутой двери. На вешалке рядом с дверью висел халат. Врач с ласковой осторожностью, как к чему-то живому, протянул к нему руки, нежно прикоснулся, провел пальцами сверху вниз и вдруг, сминая и комкая, сорвал и уткнулся в него лицом, жадно вдыхая несуществующий, но до реальной отчетливости воплощенный воображением запах женщины. Из кармана халата на пол упал ключ. Врач долго непонимающе смотрел на него, потом медленно наклонился, поднял…
— Бабу хорошую найди, она тебя живо к жизни возвернет. — Хочешь, вот Таську сосватаем? Пойдешь, Таська, а?
Таська захохотала.
— Пойду. Я ему целый чум ребятишек нарожаю.
— Если бы я был вашим сыном, я бы вас обязательно любил. Вы хороший.
— И Яшку с собой возьмите, — не отставала Зинка. — Чего ему тут горшки за нами выносить? Жените его там. Правда, Яша?
— Нет, жениться я не могу, — серьезно ответил Яша. — Я под сильное облучение попал.
— Ну, от этого дела я бы тебя вылечил, — тоже серьезно поддержал Николай Степанович. — У нас был один такой. Так он мед ел. Потом столько еще ребятишек настрогал. Лучше меда ничего нет. Любую болезнь выгонит. Козье молоко еще неплохое средство. Травы знаю — книга такая имеется. Через год-другой думать бы забыл.
— За чем дело стало? — гнула свое Зинка. — И сам бы ожил, и людям польза.
Николай Степанович мечтательно улыбнулся.
Врач распахнул заскрипевшую дверь и вышел на крыльцо. Туман подполз уже вплотную. За его медленно вспучивающейся стеной ничего не было видно. Одна за другой исчезали ступени крыльца. Вот уже и ноги по колена опутала клубящаяся серая сырость. Потом скрыла по пояс. Врач отступил на шаг, пытаясь вырваться из наползающей невесомой массы. Но она, словно приклеенная, потянулась за ним. Размытые щупальца коснулись горла, глаз… И вот уже почти вплотную не разглядеть было отступающую к дверям фигуру…
— А кто здесь все время кричит? — неожиданно спросил Николай Степанович. — Пока лежал, раза три или четыре такой крик был… А вы даже не интересуетесь.
Женщины переглянулись.
— Никто не кричал, — сказала наконец Вонючка. — Ни единого разу. Я бы услыхала, ежели что.
— Почудилось, — отрезала Зинка.
— Вы были в таком состоянии, что могло показаться что угодно, — поддержала ее Нина Тарасовна.
— Никто не кричал, — сердито сказала Тася. — Зачем выдумываешь?
— Показалось, значит, — виновато пожал плечами Николай Степанович. — Вроде слышу, а что кричат, не понять.
— Это, наверное, я кричал, — сказал Яша.
— Напраслину не городи, — разозлилась непонятно почему Зинка. — Не было никакого крика.
— Не было, не было, — торопливо подтвердила Вонючка. — Все вон говорят, что не было.
— Я неслышно кричу, — настаивал Яша. — Тогда получается. Иногда. О чем закричу, то может получиться. Иногда. Если очень…
— Веселую, я смотрю, ты себе жизнь накричал. Да и голос вроде не твой, — не поверил Николай Степанович.
— Для себя не всегда получается. Для других тоже не всегда, но чаще. Особенно в последнее время, — объяснял Яша. Он повернулся к «покойнице»: — Когда вы умерли, я кричал, чтобы вы… стали живой. Прихожу — вы сидите. Про неё я тоже кричал, — он показал на Веру. — Чтобы у неё обошлось. Несколько раз кричал. Я внутренне кричу… Глаза закрою… и кричу.
Он закрыл глаза, вытянулся в струнку, качнулся от напряжения, и стало похоже, что он действительно что-то кричит. Все невольно замерли. Вера даже приподнялась. Лицо Яши исказилось от усилий. Потом он весь сник, переступил с ноги на ногу и открыл глаза. Тихо объяснил:
— Самое главное — очень захотеть. Изо всех сил. Тогда получится. Без вариантов.
— А что сейчас кричал? — спросила Вера.
— Так… — смущенно улыбнулся Яша. — Чтобы мы вышли отсюда.
— У меня дедка тоже шаман был, — грустно сказала Тася.
— Тоже кричал? — спросила Зинка.
— Зачем кричал? В бубен бил. У него бубна нету, пусть кричит.
— Чем мы, в сущности, от него отличаемся? — неожиданно сказала Нина Тарасовна. — Придумываем разные иллюзии, теории. Без этого было бы вообще невозможно жить. Лучше хоть во что-то верить…
— Ты кому кричишь? Богу, что ль? — серьезно спросила Зинка.
— Не Богу, конечно. Вопрос с Богом для меня еще не совсем ясен. Зато совершенно очевидно, научно почти доказано, что существует множество измерений. Другие пространства, другое время. Бесконечный Космос. Мы об этом еще очень мало знаем. Но что-то резонирует, отзывается. Не каждому, конечно. Мы пробиваем дыры, щели… И оттуда приходит помощь.
— Без Бога ты с игольное ушко дырку не проколешь, — с неожиданной злостью сказала Вонючка и перекрестилась. — Прости меня, Господи…
— Я тоже другой раз думаю, как он, — поддержала Яшу «покойница». — Захотеть так, чтобы все силы, что есть, отдать, и услышится где-нибудь.
— Ой, ну что вы городите?! — взорвалась Нина Тарасовна. — Где услышится?
— Правда, уже как мертвая была, — начала «покойница». — Гляжу, Оленька рядом сидит, в руку дышит. Тепленько так, щекотно. И так мне хорошо… плачу, не скрываюсь. Она мне: «Мамка, мамка, не плачь…» Потом спрашивает: «А папка где?» У меня аж дыхание зашлось. «Ты, — говорит, — другой раз с папкой приходи». Где ж, думаю, я тебе папку разыщу? А тут вроде как зовет кто. Обратно зовет…
— Хотите его увидеть? — вдруг спросил Яша.
В палате повисла напряженная тишина.
— Кого? — неуверенно улыбаясь, спросила «покойница».
— Вашего мужа. Гришу.
Вера снова приподняла голову с подушки. Зинка незаметно показала Яше кулак.
— Безмозглый и есть, — проворчала Вонючка. — Верно говорят, Бог зря не накажет.
— Надо же хоть немного соображать, — возмутилась Нина Тарасовна. — Не совсем же вы того, раз вас допускают ухаживать за больными. Надо всегда помнить, что неловким словом можно убить.
— А чего такого? — удивилась Тася. — Мужик пропал, любая знать захочет.
— Он у неё дите сгубил, да еще сбежал паразит, — объяснила Николаю Степановичу Вонючка.
— Зачем так-то?.. — не выдержала «покойница». — Гриша Оленьку прямо не знаю как любил. Даже больше, чем я. Спать не ляжет, пока возле неё не посидит.
— Чего ж сбег тогда? Тебя бросил, — не сдавалась Вонючка.
— Помутился. У меня сердце не выдержало, а он помутился. — Она вытерла слезы. — Его, скорее всего, и в живых-то давно нету. Руки на себя наложил…
— Хотели бы увидеть? — настаивал на своем Яша.
— Ты это… — не выдержал даже Николай Степанович и потянул Яшу за рукав. — Нехорошо…
Но Яша впал в то восторженное состояние, когда действительность начинала восприниматься как радостное подтверждение овладевшей им идеи. Он спросил у всех:
— Поверите, если я приведу его?
— С того свету? — тихо проворчала Вонючка.
— В дырку твою поверить? — спросила Зинка.
— В возможность! Как вы не понимаете… — Яша буквально осветился, и его возбуждение и уверенность начинало невольно передаваться окружающим.
