скрипнул под его весом, когда он подскочил к Дюжине и, ухватив ее за плечо, поволок прочь. Дюжина вскрикнула, ощутив, как огромные клыки впиваются в плоть, и высвободилась, едва Пес ослабил хватку.
Из рассеченной брови у нее струилась кровь, нос Шестого сильно кровоточил.
– Дюжина, прости! – засуетился Пес. – Сильно болит?
Она не удостоила его взглядом, плечо ныло от укуса. Шестой сплюнул, и снег окрасился алым. Девочка почувствовала, как ярость сменяется твердой решимостью. Им больше не по пути. Пусть сами спасают Семерку.
Подобрав мешок и водрузив Хрума на плечо, Дюжина в порыве злорадства тайком сунула лунный камень в карман. И пошла прочь, не оглядываясь.
С каждым шагом гнев стремительно нарастал, затмевая собой голос разума. Она помогла пещерному клану и тем самым предала семью. Она ускорила темп в надежде обогнать свирепые мысли. Хрум оцепенело застыл и не издавал ни звука, пока ноги Дюжины несли обоих к заимке.
Солнце опустилось за горную гряду, небо окрасилось оранжевым светом. Караульные на небесных мостах разжигали жаровни. Знакомая обстановка невольно согревала, Дюжина прибавила шагу.
Она сама не поняла, почему запнулась. Некий инстинкт заставил ее насторожиться, посмотреть внимательнее. Она окинула пристальным взором неприступные стены, небесные мосты. Внезапно ее осенило: жаровни полыхали зеленым. Гоблинским пламенем.
Не успела она додумать мысль до конца, как что-то ударило ее по затылку. И наступила кромешная тьма.
Глава 36
Ее волокли за лодыжки, голова билась об ухабы. Сквозь пелену вспыхивали и гасли смутные силуэты.
Огромные ворота бесшумно распахнулись.
Стены пронзали сумеречное небо.
Спуск. Каждая ступенька болью отдавалась в затылке.
Пустота.
Холод.
Безмолвие.
Очнувшись, Дюжина не могла сообразить, где находится и сколько времени прошло. Боль волнами разливалась по телу, проникая в каждую клеточку. Голова раскалывалась. На плече по-прежнему пульсировал след от укуса, во рту ощущался привкус застарелой крови. Застонав, девочка свернулась клубком.
Что произошло?
Она лежала на ворохе колючей соломы в дальнем углу камеры. Между прутьями решетки виднелась догорающая свеча, тускло озарявшая знакомые очертания темницы. На секунду Дюжина засомневалась: неужели ей все приснилось? Но в следующий миг затылок пронзила дикая боль, пальцы нащупали слипшиеся от крови пряди.
Превозмогая пронзительную боль, она заставила себя сесть и огляделась.
– Хрум? – просипела она. – Хрум, где ты?
Ответом была гробовая тишина. Сердце обливалось кровью от мысли, что бельчонок исчез. Впрочем, не только он. Вместе с ним пропал заплечный мешок, топоры и лунный камень.
Медленно, стараясь подавить нарастающую панику, Дюжина пыталась восстановить цепочку событий.
Проныра. Дуб-Патриарх. Чудовищная стычка.
Куда подевался Хрум? И остальные? Может, сбились с ног, разыскивая ее? Или им плевать? Как горько она раскаивалась в своих словах! Откуда-то возникло непреодолимое, нелепое желание извиниться перед Шестым, но Дюжина усилием воли отогнала эту мысль прочь. То ей хотелось, чтобы Шестой и Пятак помирились, то, наоборот, чтобы рассорились окончательно. Ее обуревали настолько противоречивые чувства, что под конец осталось единственное желание поскорее выбросить их из головы.
Чего бы она не отдала, чтобы забыть о принадлежности Шестого и Семерки к пещерному клану! Ведь Шестой почти стал ей другом. А Семерка так походила на Фиалку. Конечно, ее спасение не вернуло бы сестренку, но это было бы благим делом. А теперь все рухнуло. Шестой оказался лжецом, а Семерка… Семерка сгинула.
Дюжина сердито одернула себя: нечего убиваться по врагам. Сперва сочувствие, а потом? Неужели она простит тех, кто убил всю ее семью, лишил ее дома? Неужели позволит жить счастливо тем, кто обрек ее на вечные муки? Конечно нет: она должна думать о родных, чтить их память.
Совершенно раздавленная, она подтянула колени к груди и обхватила их руками. Однако даже в этой позе холод пробирал ее до костей, очень не хватало тепла Хрума. Куда же он подевался? Цел ли? От страха за бельчонка у Дюжины перехватило дыхание. По щеке скатилась ледяная слеза. Уткнувшись лбом в колени, девочка гнала от себя мрачные, как сама темница, мысли.
У нее почти появились друзья, а она затеяла свару, бросила их. Потеряла Хрума. И теперь осталась в полном одиночестве. Наверное, сама виновата, заслужила.
– Все не так, Синичка, – устало, чуть раздраженно возразила мама.
– Нет, так! – Голос Синички звенел от негодования. – Она сделала это нарочно! Нечаянно Шатуну рога не оторвешь.
Дюжина моргнула, очертания темницы расплылись, прошлое и будущее слились в одно, пока перед глазами не возникла четкая картинка.
И мама, сидящая на табурете целую вечность назад.
Глава 37
Мама сидела за домом, помешивая варево в огромном котле над костром. Рядом стояла корзина с бережно срезанными со стеблей цветами лаванды. День выдался теплым, от костра веяло жаром; темные непокорные волосы мамы влажными завитками липли к вискам. Одной рукой она помешивала содержимое котла, второй обмахивалась, как веером, и все время не сводила глаз со старшей дочери. Синичка стояла перед ней, щеки пылали от праведного гнева.
– Ладно, Синичка, – вздохнула мама. – Приведи Фиалку.
Казалось, девочка вот-вот вспылит.
– Зачем? Ты мне не веришь?
– Верю, – с предостерегающими нотками откликнулась мама. – Но я хочу выслушать и вторую сторону. А мыло оставить не могу… – Она кивнула на дымящийся котел. – Приведи сестру, будь добра.
Дюжина подкралась ближе, впитывая знакомые ароматы Поа: печной дым, трава, разгоряченные животные в стойле. Не отводя взгляда от спины матери, коснулась пальцами лакированных стен дома. Ей очень хотелось увидеть мамино лицо, но Синичка уже зашагала прочь и, грозно сдвинув брови, звала сестру. Дюжине ничего не оставалось, как отправиться следом.
– Фиалка! – вопила Синичка, устремляясь мимо дома на луг. – ГДЕ ТЫ?!
– Хватит орать! – Из окна соседнего дома высунулся старик Жаворонок. – Тут карапузы и старики пытаются задремать.
Синичка пристыженно втянула голову в плечи и извинилась.
– Вы, часом, не видели ее? – с надеждой обратилась она к старику.
– Видел, – вздохнул тот. – Минут десять назад побежала в коровник. Шибко расстроенная.
– И недаром, – проворчала Синичка. – У нее крупные неприятности.
– Да ну? – буркнул Жаворонок, исчезая в тускло освещенной прохладе дома.
Девочка с сомнением покосилась на хлев, а потом решительно вздернула подбородок и двинулась через луг. Дюжина с тяжелым сердцем следовала за ней.
– Фиалка! Я знаю, что ты здесь! – крикнула Синичка, распахнув дверь коровника.
С сеновала донесся предательский шорох. Мгновение спустя над балкой возникла растрепанная темноволосая головка с красными заплаканными глазами.
– Я… Я же извинилась. – Фиалка икнула. – Я починю Шатуна. Честное слово.
– Ничего у тебя не выйдет! – с горечью воскликнула Синичка. – Ты сломала ему рога. Теперь его не починить!
– Я не нарочно, – шепнула Фиалка. – Прости.
Виноватое лицо сестренки опухло от слез. Синичка теребила пальцы и вроде бы смягчилась, но через мгновение ее лицо вновь исказила злобная гримаса.
– Сколько раз тебе говорила: не трогай Шатуна! Растяпа! Ну почему ты такая бестолковая! – выкрикнула она.
Фиалка вновь захлюпала носом. В следующий миг она быстрее молнии спустилась с сеновала и промчалась мимо сестры в раскаленный полуденный зной.
– Не надоело бегать? – завопила Синичка, глядя, как крохотная фигурка пересекает луг. – Тебя мама ищет!
Сердито ворча, она поспешила
