href="ch2-423.xhtml#id437" class="a">[423], льна[424], пеньки. По-видимому, именно для этих товаров предназначен [тамошний] рынок[425]. Наконец, [этот] богатейший город украшен 300 храмами и 150 монастырями, как утверждают те, которые, по их словам, знают их точное число[426]. Почти все они построены из камня [и] сверкают, придавая городу величайший блеск, ведь они украшены башнями, которые крыты железом и крашены в свинцовый цвет[427].
Хотя мы думали, что пробудем здесь полмесяца, 28-го июня, вечером, приставы сообщили нам, что днем они получили письмо, в котором нам предписывалось ехать в Новгород, отдаленный от Пскова на 35 миль. Поэтому 30-го [июня] мы отправились в путь, переночевали в поле, после того как проделали 7 миль, на следующий день мы проехали 5 миль, на третий — 7, на четвертый — 6. В этот [день] мы прибыли к озеру, называемому Ильмень, простирающемуся в длину на 10, в ширину на 8 миль[428], по которому на кораблях[429] мы переправились в самый Новгород[430].
Около вика[431][432], в поселении под названием Новая Руса[433], находятся солеварни; если бы ты их увидел, они показались бы тебе дивным творением Всемогущего Господа. Дело в том, что вышеназванная река, как и другие реки, имеет пресную воду, но здесь же по соседству есть соленое озеро, откуда вываривают довольно крепкую соль, так что, как видим, русские не имеют никакого недостатка в соли. Несколько [солеварен] есть также недалеко от Новгорода и в прочих местах[434]. Это показалось мне по-настоящему удивительным, в особенности потому, что я достаточно часто слышал от своих соотечественников их мнение [о том], что русские[435] испытывают недостаток в соли, с тех пор как [сначала] им поставили препятствия на море, а [потом] преградили доступ к Нарве[436]. Однако я узнал, что дело обстоит иначе.
После прибытия туда [в Новгород] нас отвели в палаты, где некогда было местопребывание убитого брата Московита[437]. Они, как и весь город, да и другие дома по всей России, построены из дерева. Тотчас нам объявили запрет, чтобы никто из нас и шагу не ступил к дверям чужого дома; это было очень тяжело переносить, так как нам не было позволено приобретать необходимое. Тем не менее, если исключить три ночи, проведенные нами в предместье Пскова, этот город был первым, который принял нас под свой кров, после того как мы покинули Эзель, владение нашего короля, область, отстоящую оттуда на 112 миль.
Здесь мы узнали, что татарский [хан], называемый крымским, вместе с войсками [уже] у ворот, недалеко от Москвы, окруженный многими тысячами татар, и что он решил силой оружия вторгнуться в Россию[438]. Поэтому великому князю показалось неразумным оставаться в Москве, но он [предпочел] лучше укрыться в крепости Слобода[439], где мог бы быть в безопасности от их вторжения. Он вспомнил о том ущербе, который [хан] причинил ему 8 лет тому назад[440], когда он предал огню почти всю Москву, спалив 40 тысяч домов, при этом были перебиты и сожжены 200 тысяч русских[441].
Здесь я чуть было не забыл коснуться достоинств этого города, которые по справедливости должны быть упомянуты в особенности потому, что некогда он был наиболее значительным [городом] этого края, и [еще] 80 лет тому назад[442][443] не признавал своим господином московского князя, но жил по законам, [установленным] собственной властью[444]. Его владения простираются далеко, с одной стороны [подходя] к границам Норвегии, с другой — к Ливонии, и составляют 300 миль в длину и 200 — в ширину[445]. Его могущество было так велико, что он легко мог защищаться от врагов и соседних государств. Поэтому появилась поговорка: “Кто может сделать что-нибудь против Бога и Великого Новгорода?”[446]. Это его могущество продолжалось до того дня, когда возникли ненависть и распри между [его] правителями и дело дошло до того, что они доверили разрешение тяжбы Московиту, который впоследствии, опираясь на слабейшую партию, подавил другую и, овладев городом, сделал себя его господином[447].
Что касается его застройки[448], то построен он действительно превосходно, по русскому образцу, и украшен бесчисленными храмами и монастырями[449]. Сооружен он на красивейшем месте, равнинном, повсюду изобилующем пшеницей, зеленеющими лугами, рыбными угодьями, озерами, реками и всеми благами[450].
Здесь мне также следует рассказать о разрушении городов, деревень и сел между Перновом и Новгородом и его причине.
Лет 9 тому назад, если не ошибаюсь, у великого князя возникло некое подозрение на своего единоутробного брата — подозрение в том, что тот задумал ему навредить и строит козни. Было ли это так — знает Бог. Итак, он вызвал его к себе [и] поднес ему яд. После того как тот выпил его, он заболел и умер[451]. Затем [великий князь] отобрал 300 опричников, предоставив им власть над жизнью и смертью людей, а также над всем имуществом, домами и домашним скарбом[452].
Они обошли все пространство между Москвой и Псковом[453] [и] сравняли с землей великое множество домов; по своему усмотрению убивали мужчин, женщин и детей, грабили купцов, уничтожали рыбные пруды, а рыбу сжигали [и] вообще все настолько расстроили и разорили[454], что страшно об этом [даже и] говорить, а не то что видеть. Поэтому, если бы приставы не доставляли нам [средств], необходимых для поддержания жизни, которые привозились из других мест, мы все неизбежно погибли бы от голода и лишений[455]. Люди впали в такую нужду, что мы [почти нигде], за исключением очень немногих мест, не могли купить даже жалкого яйца.
При этом в то же самое время царь созвал в Новгород большое количество людей, словно намеревался обсудить г ними неотложные дела. Когда они туда прибыли, он приказал всех их согнать на мост недалеко от города[456] — тот, который мы видели каждый день. Собрав их, он [велел] сбросить их в текущую там реку. Были убиты и задушены многие тысячи людей, которых он подозревал из-за брата, [еще] раньше устраненного им с помощью яда, — [подозревал в том,] что они якобы были на его стороне[457]. И что более всего удивительно, [так это то], что утонуло такое множество людей, что вышеупомянутая река заполнилась трупами сверх всякого человеческого ожидания и была настолько ими запружена,
