Филиппа герцогом Бургундским и искренне верил, что в делах Нидерландов Филипп будет действовать только как герцог Бургундский. Когда они возвращались в столовую, Вильгельм сказал: «Увы, граф Эгмонт, вы и вам подобные строите мост, по которому испанцы перейдут в нашу страну». В переполненной людьми комнате было достаточно ушей, чтобы услышать его, и эта фраза скоро стала популярной в Антверпене.
Когда они присоединились к остальным, обед уже был почти готов. Времени хватало только на общий разговор о политике, вести который Эгмонт не проявлял желания. Как только была подана еда, серьезная беседа закончилась; так, по крайней мере, позже заявил Эгмонт, и так могло быть. Дело, ради которого была устроена встреча, было закончено, и что еще оставалось делать ее участникам – только есть, пить и веселиться.
6
Ни о чем не договорившись, Вильгельм и Эгмонт уехали каждый своим путем, каждый в свои штатгальтерские провинции. Вильгельм ехал проводить в жизнь «Согласие», Эгмонт ехал, чтобы сделать последнюю напрасную попытку доказать свою верность – повесить нескольких еретиков. А вот Людвиг отбросил всякую сдержанность, галопом помчался к Бредероде и Кулембургу и начал организовывать восстание. Маргарита вскоре услышала тревожные слухи об этом и послала Вильгельму письмо, настойчиво спрашивая, что делают его брат и Бредероде. Что он мог ответить? Он, несомненно, что-то знал, потому что Людвиг не давал ему покоя просьбами присоединиться к планируемому восстанию. Но был ли Вильгельм обязан выдать то, что он знал, правительству? На этот раз он решил: нет. Он сделает все, что может, чтобы не допустить бесполезное восстание, но притворится, будто ничего не знает.
К этому времени Вильгельм уже несколько месяцев безуспешно старался контролировать Людвига. Отношения между братьями были странные: Вильгельм, как старший и более опытный, был, в сущности, главным, но в любви к нему Людвига не было ни капли подчинения. Порывистый и безрассудный Людвиг, чья горячая любовь к брату немного была чувством собственника, был убежден, что может направлять руку Вильгельма, и сознательно компрометировал брата, считая, что делает это для его же блага.
Тем временем Вильгельм объезжал свои три провинции. Переезжая из города в город – из Утрехта в Амстердам, оттуда в Хаарлем, затем в Гаагу, – он успокаивал испуганных чиновников, смягчал трудности «Соглашения» между новой и старой верой. За эти несколько недель он сумел урегулировать конфликт так, как желал сам, – добился уважения к правам всех, кто будет уважать чужие права. Когда Штаты провинции Голландия собрались на заседание в конце года, участники собрания славили возвращение закона и порядка и в знак благодарности проголосовали за то, чтобы поднести Вильгельму в дар 55 000 флоринов. Он отказался, опасаясь, что Маргарита посчитает подарок взяткой. К тому же он не разделял с благодарными делегатами их надежду. Хотя он искренне трудился ради урегулирования, он знал, что его труд обречен на гибель: ведь Маргарита в это время открыто заявляла, что подписала «Согласие» под давлением, вновь собрала вокруг себя воинствующих католиков и по велению Филиппа набирала войска в Германии. Филиппу предложили, чтобы он созвал Генеральные штаты, но он отказался, и испанская армия была в пути. С серым от бледности лицом, утомленный тревогами предыдущих месяцев, Вильгельм непрерывно умолял регентшу быть умеренной. «Как можно меньше применяйте силу, – упрашивал он Маргариту, – потому что, если народ доведен до отчаяния, последствия этого бывают ужасны». Он сам был доведен до отчаяния недоверием Маргариты, уговорами Людвига и собственными страхами. В его дом в Бреде въезжали и выезжали оттуда очень разные гонцы, а он никак не мог сделать выбор между оправданным восстанием и безнадежной верностью. В феврале к нему приехал Эгмонт вместе с Хоогстратеном и Бредероде. В ту холодную полночь Вильгельм снова, и опять безуспешно, попытался получить помощь от Эгмонта. Когда это не удалось, он стал горячо просить Бредероде, чтобы тот отказался от своего неудачно задуманного плана. Но это было все равно что говорить с разъяренным быком: Бредероде хотел получить свое восстание.
Шпионы Маргариты знали, что в Бреде были гости. Кроме этого, они сказали регентше (на этот раз в рассказе было больше выдумки, чем правды), что Вильгельм укрепляет замок своего малолетнего сына в Бюрене. Маргарита созвала главных членов ордена Золотого руна и потребовала, чтобы они вызвали своего собрата для отчета. Но когда указание предстать перед капитулом рыцарей дошло до Вильгельма, он уже вернулся в Антверпен и на достаточно законных основаниях отказался уезжать, сообщив, что в великом порту опять начались такие же лихорадочные волнения, как предыдущим летом, и он должен остаться на случай, если понадобится предотвратить бунт. Его два заместителя, Весембек и Хоогстратен, по горячей просьбе которых он прервал поездку по Северу, твердо решили, что Вильгельм не должен их покинуть.
Теперь Маргарита приняла решительные меры, чтобы не допустить восстания. В феврале 1567 года она потребовала, чтобы все ее главные министры снова дали клятву верности королю. Слух о том, что Альба ведет свою армию в Нидерланды, уже широко распространился, и этим требованием регентша шантажировала аристократов, чтобы иметь гарантию их непротивления. Эсхот и Берлеймон дали эту клятву сразу же, Эгмонт лишь немного позже, Вильгельм и Хоогстратен отказались.
Маргарита была убеждена в мнимом предательстве Вильгельма и без этого отказа. Ее вездесущие шпионы сообщили ей, что принцесса Оранская в эти дни укладывала вещи, собираясь по указанию мужа уехать в Германию, и еще задолго до того, как Маргарита получила официальное уведомление, что малолетнюю дочь Вильгельма забирают из ее придворного штата, везде стали ходить слухи, что маленькая мадемуазель д’Оранж должна поехать в гости к своей бабушке в Дилленбург. А потом, в марте 1567 года, Бредероде поднял знамя восстания в Голландии, а Жан Марникс сделал это на Юге. Восстание с самого начала было обречено на поражение, потому что не имело вождей, способных поднять на борьбу народ. И даже если бы такие вожди были, даже если бы восстал сам Вильгельм, какие шансы были у таких повстанцев против Альбы с его хорошо обученной армией, которая в это самое время приближалась к ним из Испании по суше, вниз по долине Рейна?
Спасение могло прийти к Нидерландам не этим путем. Спасение должно было прийти, Вильгельм уже поклялся принести его, но прийти, лишь когда принц Оранский с помощью иностранных денег и иностранных союзников станет достаточно сильным, чтобы бросить вызов королю Испании. Так он решил к марту 1567 года. На Рождество к нему ненадолго приезжал не только Людвиг, но и
