крестьянину. Вместе, дружно и все, в том числе и председатель наравне с колхозниками.
Дружным одобрением встретил зал эти слова Торякова.
Личный пример, да если он добрый к тому же — великое дело. Федор Иванович — мужик трудолюбивый и рачительный. У него в своем хозяйстве каждая вещь на своем месте. И ничто не валяется — все в сборе. Кроме всего прочего, он человек мастеровой. Любую вещь в хозяйстве умеет сделать. Он и жнец, и кузнец, и на дуде игрец. И крестьянскую знает мудрость: «Сани готовь летом, а телегу — зимой». Летом старики вязали у него дровни, зимой же ремонтировали телеги. Когда колхозы объединили, Федор Иванович был избран заместителем председателя, но привычки своей ходить с топором за поясом не изменил. Не сидел в правлении и не дымил папироской, кстати он с роду не курил, а ходил по бригадам и, где понадобилась его помощь, брался сам за работу. Когда же стал здесь совхоз, он еще долго работал бригадиром. Теперь уже несколько лет на пенсии. Но когда есть потребность в его руках, никогда не отказывает — спешит на помощь. Когда, бывало, кто-нибудь спросит у него: «Отчего ты, Федор Иванович, в такие годы так молодо выглядишь?» Он с улыбкой отвечает: «Работа, брат, человека на этом свете держит, а не лень». В этих словах весь Федор Иванович.
В это время загремел гром. Мы одновременно выглянули в окно. Тяжелая черная туча, ворча и громыхаясь, поднялась из-за южного горизонта, загородила солнце. И в избе сразу как-то потемнело.
— Гремит ровно как при артиллерийской подготовке, — усаживаясь на свое место, сказал Федор Иванович. — Вот страшное время было — это война.
— Да, Федор Иванович, страшное. И не приведи господи, чтобы все это повторилось.
— Не приведи господи. Ты хорошо сказал, — он тряхнул большой седой головой так сильно, что густой клок свалился ему на лоб, закрыв глаза. Он пятерней водрузил его на место и продолжал: — А как началась война, я в тот день пахал поляночку в Редукорби. Возвращаюсь домой, а Таня в коридоре как бросится мне на шею с вяком. Я и опешил:
— Что случилось-то, говори скорее?
— Война ведь, Феденька, началася.
— Война? С кем?
— Говорят, немцы напали на нас…
— Этого еще нам не хватало! — крикнул я и побежал к твоему отцу. А он сидит за столом напротив вас, плачет. А в армию призвали меня четырнадцатого июля тысяча девятьсот сорок первого года. И попали мы пятеро земляков в шестьсот пятнадцатый артиллерийский полк. Он стоял на Царицыном озере под Тихвином. В августе оттуда направили наш полк под Петрозаводск на Святозеро, что рядом с городом Пряжа. Скоро нас здесь немцы взяли в окружение. Это было в начале сентября. В окружении были четверо суток. Удалось нам из окружения вырваться. При отступлении в Петрозаводск двадцать девятого сентября меня ранило. Раненого перевезли в Шую, потом в Сороку. В деревне Нюхча в новом деревянном доме был госпиталь. Там и лечился. После выздоровления через Вологду, Череповец, Тихвин попал в Волховстрой. Оттуда под Шлиссельбург, в деревню Липки. Это было уже в декабре сорок первого года. Ну, да что я тебе рассказываю. Лучше вот сам взгляни на это. — Федор Иванович достал из сундука пачку грамот и кучу медалей.
Я их с удовольствием и завистью рассмотрел. И предполагать не мог, что он такой герой. Да и сразу после войны как-то не принято было распространяться о своих военных заслугах. Видимо, пережившие такое страшное время люди просто не хотели ворошить прошлого. Наград тоже не носили. И порой рядом с тобой бок о бок жил настоящий герой войны, о котором надо бы было писать и рассказывать всем и каждому, а о нем и знали-то только, что был на войне. Одних грамот с благодарностями у него восемь. Это и за овладение городом и крепостью Людмен (Новогеоргиевск), за Нарвский плацдарм, за овладение городом Бютов, за Гдыню и за Росток… И наконец, благодарственное письмо за подписью маршала Жукова. А там еще и медали «За отвагу», «За боевые заслуги»… Послевоенные грамоты за всякие колхозные и совхозные дела.
— Ну и солдат же ты, Федор Иванович, прямо герой!
— А я и мужик неплохой, колхозник…
Вышел на пенсию Федор Иванович в 65 лет. Это по документам. Но он и сейчас в строю. Стоит слово сказать бригадиру, чтобы Федор Иванович вышел на работу, и он уже бежит. И работает как молодой, с юношеским задором и опытной сноровкой…
Проснувшись рано утром, я хотел идти помочь Федору Ивановичу привезти сено, но он уже возле дома выгружал воз.
Прогулка в лес
— Ишь комарье-то как разыгралось. Не иначе как к вёдру, — встретив меня на крыльце, сказала мама, указывая на тучу поющих свою песню комаров.
С вечера шел дождь, мелкий, нудный. Мама такой дождик называет грибным. Шел он и утром. Но пока мы завтракали, перестал, небо прояснилось.
— А не сходить ли нам, мама, в лес. Давненько я там не бывал, стосковался.
Действительно, выросший в лесу, я и дня не мог прожить, не побывав в нем. А когда приходилось выезжать в город, скучал по лесу.
— Пойдем, пойдем, — ответила мама и быстро собралась.
Мы шли с ней не спеша и вспоминали прошлое. Мы говорили с мамой друг другу: «А помнишь?» — и цепочка памяти, будто ниточка из клубка, тянулась длинно-длинно.
— Временами я вчерашнего дня не помню, — призналась мама, — а тут вспомнилось даже то, что было в далекой молодости.
Да. Свойство памяти чудесное. Есть на свете люди, у которых память очень цепкая, сильная. Такой человек помнит все мелочи своей жизни, прочитанные книги… в жизни я встречался с такими людьми и всегда удивлялся им.
Блеснула в эти дни памятью и мама. За долгую жизнь среди вепсов мне приходилось слышать множество всевозможных примет, разного рода мудростей по всякому поводу, но я помнил их очень мало. Мама же за один раз рассказала мне их столько, что я еле успевал их запоминать. Вот некоторые из них:
«Кошка поднимается на печь летом — к холоду». «Сосульки длинные — весна будет длинная». «Камень мокрый — к непогоде». «Паутина на траве — к хорошей погоде». «Кошки скребутся — к дождю». «Гуси улетают — жди снега». «На натертую ногу или нарывающий палец прикладывают папоротник, он вытягивает жар». «От головной боли используют высушенный лесной хмель». «При кашле и простуде
