момент резко затошнило, и я, отговорившись тем, что чувствую себя плохо, сначала заперлась в ванной, где быстренько оделась, а затем партизанскими тропами, улучив момент, пока Колесников, счастливо насвистывая, готовил на кухне завтрак, рванула прочь из его квартиры, вообще ничего не объясняя больше.
Не было смысла и моих моральных сил на это.
Я приехала домой, залезла в душ, благодаря бога и ИИ, что сегодня выходной, можно поспать.
Свалилась в кровать, закрыла глаза и с наслаждением продремала до самого вечера. Встала, перекусила и опять уснула. Отличный выходной получился.
А вот на следующий день совершила очевидную глупость. Включила телефон. И понеслось…
И теперь я лежу, трусливо пряча голову в подушку и выискивая в себе силы принимать хотя бы какие-то решения. И не могу. Не нахожу ничего внутри, кроме бесконечной жалости к себе!
Впервые в жизни, пожалуй, хочется быть слабой. Хочется печеньку и на ручки, а не вот это вот все… Хочется , чтоб убаюкали, приласкали, погладили… И не кто-то абстрактный, а совершенно конкретный человек. Мой великан-электрик… Как некстати он уехал в свою командировку! Если бы в городе остался, мы бы вдвоем Колесникова догрузили до его квартиры, а затем поехали ко мне и долго и сладко занимались бы сексом… Спали, ели, опять занимались сексом… М-м-м-м…
Ощущаю, как все внутри становится томным, тяжелым… Хочется утешить себя хотя бы рукой, и даже пальцы уже ложатся на промежность…
“Эмик, я у твоего подъезда, выходи”
Гад Колесников! Обломал мне даже небольшой кайф!
В ярости хватаю телефон, чтоб выключить его, наконец, но тут он начинает работать на входящий вызов. И сердце мое замирает.
Все-таки у нас с Ильей какая-то кармическая связь. Как он почувствовал, что нужен мне сейчас?
Принимаю видео-вызов и с восторгом смотрю на хмурое с утра лицо моего электрика.
— Привет, — улыбаюсь ему, устанавливая телефон так, чтоб удобней было разговаривать, — ты уже доехал?
— Привет, — отвечает он, — да, только недавно. Ты чего такая?
— Какая?
— Помятая… Ты одна? Я звонил вчера, ты трубку не взяла…
Ого, теперь понятно, чего мы хмурые и подозрительные. Его ревность умиляет, и я глупо улыбаюсь во весь экран.
— Я дома, — тяну сладко, словно кошечка мурлыкает, и так хорошо мне от его лица на экране, от губ, сурово поджатых, от взгляда слишком настойчивого, что буквально растекаюсь по кровати. И опять хочется себя потрогать, пошалить чуть-чуть… Где-то на краю сознания мелькает трезвая мысль, что как-то у меня с перепадами настроения не все в порядке, слишком серьезный разгон от раздражительности к дикому желанию секса, но в этот момент Илья чуть отставляет камеру, я вижу его голую, заросшую волосом грудь, и дыхание буквально перехватывает.
Он в каком-то помещении сидит, судя по цвету и фактуре стен, что-то типа лофта, и, совершенно очевидно, что один. Иначе чего б ему полуголым там находиться? Хотя… Я хмурюсь от неожиданно пришедшей в голову мысли, что он там может быть не один, и потому, собственно, не одет…
— А ты где? — спрашиваю я сурово, пытаясь высмотреть детали обстановки за его спиной и тревожно прислушиваясь к любым посторонним звукам, которые может уловить динамик микрофона.
— В гостинице, — спокойно отвечает мне Илья, — говорю же, только доехал, устал, как собака, в душ сходил… Сегодня куча дел, голова не варит, а тут ты еще не отвечала вчера… Думал уже разворачиваться и обратно ехать… Выяснять, где там моя морковка Эммануэль застряла, может, зайца какого нашла себе на корпоративе, и он ее грызет…
Последние слова его, серьезные и жесткие по тону, вызывают во мне волну стыда. Потому что морковка Эммануэль совершила ошибку. Не смертельную, но объяснить ее Илье будет очень непросто… Мне бы кто объяснил еще…
Так что самым логичным и правильным будет просто ему ничего не говорить про утро у Колесникова. Тем более, что это реально недоразумение, я ни в чем не виновата…
— Я просто так устала… — мяукаю я виновато, — пришла домой и заснула, представляешь? А телефон разрядился… А я этого не поняла даже, проснулась вечером, поела и опять спать… А сегодня с утра… Вот…
Я прикусываю губу, смотрю в экран и с удовольствием наблюдаю, как меняется выражение лица у моего электрика. Каким оно становится хищным и возбужденным одновременно.
— Отодвинь камеру чуть дальше, Эммануэль, — приказывает он, жадно разглядывая мое лицо.
— Но… тебе же на работу… — шепчу я, послушно отодвигая камеру так, чтоб ему было видно. Все чтоб было видно…
— Ничего. Подождут. Откинь одеяло. Что у тебя там? Ничего? Ах ты, грязная девочка…
Я откидываюсь на подушки, неотрывно глядя в экран, где мой электрик готовится пустить ток по нашим проводам, невзирая ни на какие расстояния.
Вверху всплывают постоянно окна сообщений: Колесников, Мира, ИИ, Лисовский, Колесников опять, опять Лисовский…
А мне плевать.
У меня все зрение мгновенно становится тоннельным: вижу только Илью, его жесткие глаза, его бугрящиеся мускулами плечи, крепкие пальцы, безостановочно двигающиеся по внушительному члену вверх и вниз.
Слышу только его хриплые, отрывистые команды:
— Раздвинь ноги. Шире. Еще. Пальцы… Да… Вот так… Грязная девочка… Мокрая совсем. Сильнее. Еще… Да…
И меня уносит от этого голоса, этой властности, своего сладкого подчинения такому правильному, такому сильному мужчине.
Трясет от наслаждения, узел внизу живота становится совсем уже невыносимо болезненным…
— Кончай! — командует мой жесткий электрик, и я делаю то, что он хочет.
Потому что я, может, и грязная девочка, но очень-очень послушная.
Но только для одного мужчины в мире. Для него.
А все остальные…
Разберемся, куда деваться-то?
Глава 26. Рабочие неожиданности
Глава 26. Рабочие неожиданности
Следующим утром собираюсь на работу прихожу с хорошим настроением и в полной боевой готовности.
Надо , наконец, разгрести весь этот бред, разобраться со всеми мужиками, внезапно свалившимися на мою бедную голову. Потому что в произошедшем виновата я сама, чего уж лукавить. Не загнала бы себя работой и внезапно активной половой жизнью, не вырубилась бы позорно в постели Колесникова, нашла бы в себе силы утром после такого фиаско расставить все точки над i , ничего бы
