он в укрытии, и не знает, что весь просматривается с головы до ног. Со всеми внутренностями.
– В институте проблемы, – негромким эхом откликнулся Влад. – Большие проблемы. За мной шпионят. Следят. Третируют. Вчера вызывали в профком, потом в студком, все грозятся исключить из института. Хорошо, что я не комсомолец!
– А у вас так можно? – оживился Сергей. – В ваш институт принимают не комсомольцев?
– Да, у нас есть студенты, которые не состоят в комсомоле. Немного, но есть. Я в их числе. Я не по идейным соображениям. Меня не приняли. У меня же трагедия была. Семейная.
Влад говорил отрывисто, будто всхлипывал. Сергей чувствовал, как внутри вскипает волна жалости, ему хотелось вскочить с кровати и обнять Влада, взять его голову в руки и крепко прижать к своему лицу, чтобы он не смог больше плакать. Сергей и хотел услышать рассказ о семейной трагедии, и не хотел, потому что Влад был на грани истерики. Его трясло; казалось, ещё мгновение, и он разрыдается. Служебный интерес потускнел на фоне открытой душевной травмы. В эту минуту Сергей понял, почему Николай возится с парнем. Гречин искренне жалеет Влада. Ничего от него не хочет, а просто по-житейски жалеет, как беспородного щенка, как израненную собаку, брошенную злым хозяином под поезд.
– А что за семейная трагедия? – спросил Сергей, думая, что любая семья состоит из драмы и трагедии. Комического начала в семейном очаге мало. Если оно присутствует, то в виде заработка.
– Да, ой, что уж там! – махнул рукой Влад и залился слезами. – Долго рассказывать.
В комнате стало сумрачно. В открытое окно врывался холодный ветер, с полудня в Ленинграде штормило. В холодные струи воздуха вплетались жалобные рыдания. Сергей раздражённо подумал, что все люди – слабые существа, они размякают от любой возможности. Им лишь бы поплакать. Палец покажи, они заплачут. У Влада появилась потребность пролить слезу, он и льёт, не жалея влаги, а как отнесутся к этому люди, его не интересует. Хотя он не притворяется, поэтому заслуживает жалости. В институте проблемы, за ним следят. И это не паранойя, за ним действительно следят, его изводят насмешками, выживая из привычной среды. Есть от чего слёзы лить. Тут любой расплачется. Без всяких пальцев.
– А ты расскажи! – предложил Сергей. – Я послушаю. Ты же знаешь, я люблю слушать других.
– Знаю, – подтвердил Влад, – знаю. Ты хороший человек, Серёжа! Я сразу понял, что тебе можно довериться.
Сергея перекосило. Одна часть лица ушла вбок, вторая осталась на месте. Такой подлости от жизни он не ожидал. Как теперь он будет жить? Ведь Влад поверил ему, думая, что Сергей искренне переживает за него. А Москвину нужны производственные показатели. Хотя бы одна вербовка. Его сам товарищ Петров отправил в разработку. Завтра утром Москвин должен доложить о результатах работы.
Сергей сжал кулаки и приник к окну. Ему было противно и муторно. Пришла мысль, что, если бы он стал рассказывать о своей семейной трагедии, все слушатели умерли бы от разрыва сердца. Но Москвин не собирался никому ничего рассказывать. Он был уверен в себе. Эмоции следует держать под замком, и от этого замка ни у кого не должно быть ключа.
– Вот и расскажи, – тихим голосом прошелестел Москвин, – тебе сразу станет легче.
Москвин почти прижался к окну, чтобы не видеть лицо Влада. Чувство стыда разъедало его внутренности. Душа Сергея корчилась в муках. Её словно поджигали на костре. Она плясала, извиваясь от жгучей нестерпимой боли.
– Расскажу, – всхлипнул Влад, – расскажу. Но не сейчас. Попозже. Потом. Ночью.
От последнего слова перехватило дыхание. Сергей подумал, что ослышался. Влад хочет, чтобы они провели эту ночь вместе, рядом, бок о бок. И парню невдомёк, что Сергей может не захотеть остаться с ним наедине. Одно дело, когда они в чужой комнате в ожидании хозяина с угощением разговорились по душам, а в замочную скважину подглядывает злая соседка, и совсем другое, когда они останутся одни. Вдвоём. Без свидетелей.
– Мне с утра на работу, – неопределённо заметил Сергей, надеясь, что Влад успокоится и поймёт, что его надежды на совместное времяпрепровождение беспочвенны.
– А-а, ничего, ты же не проспишь, – неожиданно развеселился Влад, – ты ответственный. Не сможешь проспать. Тебя разбудит твоя воля!
Дверь скрипнула и отворилась, но в коридоре никого не было.
– Это был знак! – обрадовался Карецкий. – Тёмные силы подтверждают мои слова.
– Ты веришь в тёмные силы? – удивился Сергей. Впервые на его пути попался человек, который верил в знаки и предзнаменования. Детдомовские категорически и напрочь отвергают мистику. Они верят только в то, что видят. Если увидеть нельзя, то и верить ни к чему.
– Конечно, не верю! Но в этом что-то есть! Я сказал, и дверь открылась сама собой. Здесь кто-то был!
– Это Варвара. Она ждёт, когда ей вынесут остатки водки. Она же алкашница. Женщина уже не может без спиртного.
В комнате сгустились сумерки. Темнота поглотила Карецкого целиком, оставив вместо лица белёсое пятно. Оно слабо светилось в темноте. Сергей забыл, как выглядит Влад, и стал вспоминать мелкие чёрточки, чтобы оживить в памяти весь образ. Странное дело, он впервые сталкивался с такой диковинкой. Только что видел человека, а описать его не может. Помнит каждую чёрточку лица Карецкого, каждый мускул, волосок, нерв и эмоцию, а собрать отдельные части воедино памяти не хватает.
– Как всё буднично у тебя, – разочарованно выдохнул Влад, – как серо и скучно. Так нельзя жить!
– А как надо? – вопросом на вопрос ответил Сергей. – Радоваться и смеяться, как дураки смеются? Что ты предлагаешь?
Карецкий подскочил к окну и схватил Сергея за лацканы пиджака. Они стояли лицом к лицу.
– Радоваться надо! Жизни радоваться. Каждому дню, подаренному судьбой. Каждому часу. Минуте, секунде. Вот мы с тобой! Разве мы знаем друг друга? Нет. Не знаем. А чтобы узнать, надо пуд соли съесть, а у нас нет на это времени. На пуд соли, я имею в виду. Мы вынуждены пойти другой дорогой. Общая трасса не для нас. Мы индивидуальности. Нас немного, но мы есть. Мы существуем!
Вошедший Николай стоял посреди комнаты и с удивлением разглядывал обоих. В руках у него была тарелка с салатом.
– Вы, ребята, посидите тут без меня, я в лавку сбегаю. Там «Спотыкач» появился. Варвара подсказала.
Гречин суетливо вытер клеёнку на столе и испарился, аккуратно прикрыв дверь. Сергей и Влад остались вдвоём. Они так и стояли у окна и не отрываясь смотрели друг на друга. И каждый думал, что его мысли скрыты от другого. И оба хотели раскрыть души, чтобы
