пуговицы и случайные (индивидуальные) подвески… На костюме шамана рассыпана вся мифология. Это — «космическое» тело шамана или, если угодно, скафандр, в котором он отправляется в таинственные глубины иного мира. Надевая такой костюм и беря в руки бубен, шаман становится живым мифом. Он остается один на один с миром духов на нейтральной полосе между Природой и Культурой.
Шаманизм был запрограммирован всей культурой аборигенов Сибири, самим строем их мироощущения. Если мир не разорван на две непримиримые, враждебные половины, если он ориентирован не на конфликт, а на диалог, нужна фигура, могущая вести такой диалог. Нужен связной между разными мирами. Вспомним, что посредники-посланники есть и у Ульгеня, и у Эрлика. У людей такую роль играл шаман.
Вездесущность шамана подчеркивается деталями его облачения: птичьими перьями, медвежьими лапами. Ему предстоит бывать в самых дальних уголках мира, успевать везде. Тема дороги, трудного пути звучит в шаманской поэзии и атрибутике весьма отчетливо. Шаман, как и герои эпических сказаний, неутомимый путник. Во имя чего покидает шаман обжитой мир — пусть только в воображении? «Что ищет он в краю далеком?» — можем спросить мы вслед за поэтом. В ответе на этот вопрос кроется, видимо, одна из причин удивительной живучести шаманской традиции.
Если вчитаться в тексты шаманских камланий, становится ясно: все перемещения шамана связаны с так называемой душой. За этим словом, при всей условности его применения к реалиям алтайской культуры, стоят представления о некоей жизненной силе, начале жизни, сущности человека. Болезнь человека, внезапный обморок и тем более смерть алтайцы объясняли тем, что человека покидает одна из душ. Иной раз эта душа, приняв облик хозяина, блуждает неподалеку от дома. А человек начинает недомогать. Он худеет, без видимой причины становится немощным, то есть буквально «теряет лицо». Душа может покинуть тело на время, вылетев из него от испуга. Она отлучается по ночам, когда человек крепко спит. Так объясняли люди причины разнообразных «недостаточностей»: на языке нашего времени «утрата души»— это расстройство одной из жизненно важных функций организма. У человека много душ. Их композиция и составляет образ полноценного человека в совокупности биологических и социальных характеристик. Так или иначе души есть и облик человека, его разум, жизнедательная потенция, дыхание… В течение земной жизни человек постепенно «собирал» себя, обретая полный комплект душ, а ближе к старости начинали доминировать центробежные силы: то одна, то другая душа стремилась отделиться…
Здесь есть что-то близкое древнегреческим концепциям строения мира и человека — все сущее есть результат сцепления первичных элементов, а исчезновение сущего — это результат их разъединения. Так и в алтайской мифологической традиции человек в конце концов утрачивает все души, он растворяется в Природе. Конечно же, стремясь продлить век человека, люди думали о том, как удержать все души в единстве. С другой стороны, им было понятно, что в мире постоянно и неотвратимо осуществляется «круговорот» душ и сама жизнь циклично возобновляется и угасает. Между небесами и подземным миром снуют души-зародыши, на время задерживаясь в среднем мире: это и есть земная жизнь, бытие человека. И общество не могло занять в таком важном процессе круговорота позицию стороннего наблюдателя. Вот еще одна из причин неотвратимости шаманизма.
По представлениям алтайцев, душа покидает владельца по разным поводам и на разные сроки. Да ее могут просто похитить злые духи — им ведомы сроки жизни! Тут-то и должен вмешаться шаман. Это, конечно, не значит, что на Алтае не были известны методы рационального лечения болезней с помощью трав и минералов, лечебных вод, но… Против ряда болезней народная медицина была бессильна. Да и как можно было лечить человека, если — по общему мнению — причиной недомогания было вмешательство духов? Возвращать душу отправлялся шаман.
Началом жизни считалось на Алтае получение созданного в небесных сферах зародыша жизни, который назывался «кут». Передача его на землю осуществлялась как бы сама собой, в силу «нацеленности» всех остальных миров на мир человека. Шаман лишь соучаствовал в этом процессе, подправляя его при необходимости (бездетность, исчезновение промысловых зверей и т. д.). В конце каждого камлания шаман наделял присутствовавших «долей» или «удачей», «счастьем». (Кстати, одно из значений слова «кут» как раз «удача», «достоинство».) Мужчины «ловили» свою удачу в шапки и крепко зажимали их, чтобы не потерять обретенное. Между прочим, в мифической Вселенной алтайцев все сущее не столько создается, сколько распределяется, делится, передается из рук в руки. Потому в шаманских текстах постоянно звучит тема доли как некоей определенности, части и в конечном итоге судьбы. А шаман выступает соучастником в распределении тех самых «долей» или «частей», получение которых в среднем мире понимается как даруемая свыше жизнь. Рефреном звучат в шаманских камланиях пожелания справедливого дележа:
Доля начальника пусть начальнику достанется,
Доля хана пусть хану достанется…
Доля человека есть прежде всего его жизненный срок. Но жизнь скоротечна, уязвима, ее может сократить нежданная болезнь. И шаман стремится к тому, чтобы соблюсти меру необходимости и уменьшить меру случайности. Его вмешательство в деятельность духов, уносящих душу до срока, есть восстановление равновесия и справедливости. Как видно, здесь нет места безотчетному фатализму и покорности.
Шаман печется о человеке на протяжении всей его жизни. Если «пожизненного пациента» покидала одна из душ, шаман выяснял, возможно ли ее возвращение, и если «да», то что для этого следует сделать. И наконец, после смерти человека шаман провожал душу в ее последнее обиталище.
Однако шаман заботился не только о человеческих душах. По представлениям алтайцев, душой обладали и животные, и растения. Растущее дерево считалось, например, дышащим. Обращаясь к небесным покровителям, шаман просил их послать на землю души — зародыши домашнего скота и лесных зверей, культурных злаков и трав. Во время жертвоприношения шаман сопровождал душу жертвенного животного в иной мир и вручал адресату. Конечно, люди были не настолько наивными, чтобы полагать, будто шаман сам отправляется на небо. Все считали, что в мир иной уходит его душа, ведь то есть сферы тонких материй. «Шаман сам здесь, разумом — там»— так говорили на Алтае. И в наши дни, когда очевидцы камланий вспоминают, как все это было, они поясняют: «Как же он на небо-то полетит? Ведь не самолет. Это все в голове у него крутится. Он только сам это видит и нам рассказывает».
Как видно, шаман принимал самое деятельное участие в движении душ по мировым сферам, регулируя и направляя их и в случае необходимости устраняя «сбои». Это очень ответственная миссия. И для соплеменников было не так уж важно,
