но и имелись мозги, чтобы соответствовать. — Так теперь она просто работает на твою семью? И ничего больше?
Он покачал головой.
— Ничего больше.
— А поцелуй? Просто приветствие? — Как бы сильно я ни старалась убедить себя, казалось неестественным смириться с идеей, что поцелуй ничего не значил. Рукопожатия безвредны. Объятья — совершенно невинны. Я даже утверждаю, что подмигивание, хотя бы и немного кокетливое, чёрт возьми, неопасно. Но поцелуй? В этом есть что — то интимное. По крайней мере, для меня. Даже что — то более личное, чем другие вещи, с большим физическим контактом. Поцелуй — не просто поцелуй. Его используешь для того, чтобы передать то, что тебе не получилось сформулировать словами. Он выходит за пределы того, что можно произнести голосом, и проникает в совершенно другое пространство, где ты действуешь телом, чтобы высказать то, чего желала душа. Так что в моем понимании поцелуй много значит.
— Честно, не знаю, что там произошло. — Лео наклонился вперед, я могла видеть в его глазах то, как он вновь прокручивает в уме короткую встречу. — У меня нет ответа на то, как или почему это случилось.
Мне стало не по себе. Я совала нос не в свое дело. София для Лео в прошлом, хотя, какая — то часть этого прошлого снова заставила о себе говорить, по крайней мере, для неё. Всё же я решила прекратить допрос.
— Ты не обязан отвечать, Лео. По правде, это не моё дело.
— Надеюсь, ты всё же считаешь, что это тебя касается. — Его бицепсы сокращались под чёрной хлопковой рубашкой, на мощных, крепких мышцах выступали вены. Его челюсть сжималась в унисон, как будто все мускулы в теле слаженно работали, чтобы подчеркнуть его слова. — Если ты собираешься стать моей девушкой, то вопросы, касающиеся того, с кем я целуюсь, безусловно тебя касаются.
— Вот мы кто? — Казалось чересчур поспешным вешать ярлык на то, что бы между нами ни было. Не поймите меня неправильно, это та роль, в которой я бы чувствовала себя комфортно и с удовольствием её исполняла, но нереальность происходящего с трудом давала поверить, что мы вообще до этого дошли.
— Ты из тех людей, что не любят вешать ярлыки?
— Нет, я полностью за них. — Чёрт возьми, даже у моего любимого набора карандашей есть имя. И у ластика. Я как — то дала ему имя. (Назвала его Проклятье). — Мне просто известно, что ты говорил о долговременности. Дать чему — то определение — это, вроде как, говорит о постоянстве.
— Вполне справедливо. — Что за парень, который не только слушает всё, что я говорю, но и полностью принимает во внимание? Стоит предупредить его, что не всем мыслям, которые я высказываю, следует потворствовать, потому что я из тех девушек, у которых что в голове, то и на языке. Не стоит мне верить, словно мы пуд соли съели вместе. Лучше представьте, что её было столько, сколько остается на пальцах после того, как вы прикончили горсть картофельных чипсов. Большая часть того, что я говорю, стоит этих крупинок.
Всё это время мы с Лео стояли лицом к лицу в центре комнаты, поглотившей нас. Переместив вес на носки, он наклонился вперёд под таким углом, что его рот навис прямо над моим. Неглубокая впадинка на нижней губе так и просила её облизнуть, но я ждала его действий. И сказала достаточно. Он знал позицию, которую я заняла, и в тот момент я положилась на него.
— Просто чтобы ты понимала, Джули. Я не против постоянства с тобой. — Его пухлые губы приблизились к моим. Я почувствовала, как горячее тепло, скользнувшее из приоткрытого рта, легонько коснулось моей щеки, и от этого по телу побежали мурашки. Он заставлял страдать, в хорошем смысле. — Об этом свидетельствует тот факт, что ты не покидала моих мыслей с тех пор, как подала мне первую чашку кофе больше года назад.
Я вдохнула. Во всяком случае, попыталась.
— Я тоже убеждаюсь в этом, когда ты говоришь такие вещи.
Ведя себя смелее, чем следует, я провела ноготком от его предплечья до плеча и обвила рукой его шею, притягивая его к себе, пока не встретились наши лица. Глядя на него из — под опущенных ресниц, сглотнув, я переборола мандраж и отдалась на волю его рта, медленно, нерешительно, как будто он мог отвергнуть внезапное проявление настойчивости. Я слышала, как в ушах отдавалось сердцебиение, предвкушая желание и нужду, оно стремительно отбивало ритм. Встав на цыпочки, я крепко прижалась своими губами к его.
Он не выказал никакого сопротивления, только нетерпеливое согласие, бросившись вперед и смяв мой рот с безжалостным напором. Я вскрикнула от того, как он установил контроль, раздвинув мои губы, чтобы позволить языку проникнуть внутрь, но он поглотил этот лёгкий стон и углубил поцелуй. Его рука обхватила мой подбородок, я наклонилась к нему, моё тело тоже жаждало нашей близости. Мы целовались, пока не исчезло покалывание в моих губах, они совсем онемели, оказавшись под его контролем после того, как он нежно раздвинул их языком. Это была смесь наслаждения, исступления и интимности.
Если бы я до конца жизни ни с кем больше не целовалась и с этих пор могла делать это только с Лео — это лучшая сделка, какую только можно вообразить. Его французский поцелуй заставил бы французов покраснеть и придумать для него другое название, потому что это не совсем то, что они изначально подразумевали. Совершенно неописуемо.
Отстранившись, я прошептала:
— Просто, чтобы ты знал, ты целуешься намного лучше, чем София. — Кто — то должен вручить мне мачете, потому что, объективно, я признанный убийца настроения.
Лео гортанно рассмеялся. Он подарил ещё один, два и три долгих поцелуя, прежде чем отстранить рот от моего, наши лбы всё еще соприкасались, а взгляды устремлялись друг на друга.
— Ну, чтобы и ты знала, ты тоже. — Ещё один томительный поцелуй, прежде чем он добавил:
— С нетерпением жду, когда смогу узнать, что ещё ты делаешь лучше.
Сердце забилось с опасной для здоровья скоростью, оно так сильно стучало о грудную клетку, что там, должно быть, образовались внутренние повреждения.
Тоскана и Лео станут моей погибелью.
И, по правде говоря, я не могла придумать лучшего способа умереть.
Глава 13
Я проснулась от собственного вопля. Меня не убивали, хотя ощущение сложилось именно такое.
Если вы когда —
