обиженно насупился Водяной, в момент уменьшившись едва ли не вполовину.
Замолчав почти на полчаса, так что я совсем замерзла, стоя босыми ногами в луже, выйти из которой не решалась, он выдал второй свой вопрос:
— Кто рождается в воде, но в ней мало бывает?
— Лягушка, — болезненно скривившись, выдохнул Иван, глянув на нас полными тоски глазами.
Водяной никак на его ответ не отреагировал. Он вообще весь предыдущий балаган затеял только ради последней загадки. Сложив на ставшем вновь необъятным брюхе перепончатые лапки, он с лукавым видом спросил:
— Сколько разных тварей водится в моих владениях? — и расхохотался, оглушительно булькая и расплескивая воду.
На бугристой зеленой физиономии проступило торжество. Язык-лиана вновь потянулся к моей руке. Старый плут был уверен, что не родился еще такой человек, который сумел бы на этот вопрос ответить.
Но мой Иван не просто так получил красный диплом и еще накануне проверял состояние памяти, в которой держал больше цифр, нежели я хоровых партий.
— А это смотря какие владения ты, достойный, имеешь в виду, — проговорил Ваня с самым любезным видом.
Ловко поймав и с интересом изучив необычный орган речи, он аккуратно скатал его в трубочку и засунул Водяному в пасть, затем также невозмутимо продолжал.
— Если говорить глобально, то на Земле насчитывается тридцать пять тысяч семьсот шестьдесят восемь видов рыб, при этом около сорока процентов встречаются в пресной воде. Класс земноводных представлен более скромно и насчитывает всего семь тысяч семьсот видов. Пресмыкающихся на Земле немного больше. По последним подсчетам, их десять тысяч восемьсот восемьдесят пять видов. Но часть из них обитает в лесах и пустынях, поэтому к водным обитателям этого класса относятся не более половины. Также в водах Мирового океана и пресных водоемов обитают моллюски, ракообразные, водоросли, кораллы, планктон и теплокровные животные инфраотряда китообразных. Количество современных головоногих или цефалоподов, включая подклассы двужаберные и наутилоидеи, достигает восьмисот различных видов. Ракообразных описано семьдесят три тысячи видов, включая крабов, омаров, лангустов, широкопалых речных раков, креветки и криль…
Начало этого обстоятельного научного доклада, который Ваня, помнится, зазубрил классе в седьмом и только обновлял цифры, Водяной слушал скептически-снисходительно. Когда Иван дошел до земноводных и пресмыкающихся, принялся одобрительно кивать и заинтересованно булькать. Когда же тот перешел к моллюскам и ракообразным — просто раззявил рот.
— Да неужели ж не только рыб и гадов речных и морских, но и каракатиц всяких да медуз кто-то считает? — потрясенно вымолвил он.
— Не только считают, но каждый год открывают новые виды, — с готовностью отозвался Иван.
— Новых они открывают, — недовольно хмыкнул Водяной. — А старых куда? Стерлядь речную почти всю извели, — продолжал он, все больше распаляясь. — Омуля скоро выловят, трески и той лет через двадцать не останется, а им все мало! Раньше рыбу можно было хоть ведром ловить, а нынче что? Понастроили плотин с воротами. Будто рыба поймет, как через них проходить.
— Так мы против возведения новых ГЭС и вредных предприятий боремся, — оскорбился обиженный в лучших чувствах Иван. — Квоты на вылов промысловых рыб вводим, браконьеров ловим, мальков и головастиков выращиваем.
— Да знаю, как вы там боретесь, — махнул рукой водяной, извлекая из подмышки здоровенный пук водорослей. — Зятек мой бестолковый боролся-боролся: только жену сгубил и дочку не сберег. И ты со своей наукой туда же!
Бедный Иван от таких обвинений сразу сник. Водяной ударил по самому больному. Вечером в гостях у деда Овтая Лева вновь достал осколок нашего зеркала, попросив помощи у своего могущественного родича. Уж не знаю, какие силы они на помощь призвали, но на этот раз картинка оказалась настолько ясной и четкой, что разглядеть происходящее с Василисой смогла даже я.
На первый взгляд все выглядело декорацией старинной волшебной сказки. Моя бедная подруга сидела в богато изукрашенной палате, облаченная в наряд из золотой жесткой парчи. Однако уже в следующий миг морок распался. Стены хором оказались сложены из блоков прессованного пластика. Парча превратилась в жесткую фольгу и списанные в утиль микросхемы, своими колючими краями жестоко язвившие обожженную кожу Василисы в тех местах, где ее не сохраняла превратившаяся в рубище исцельница. Впрочем, куда большие страдания причиняли опутавшие руки и ноги, глубоко врезавшиеся в кожу и плоть капроновые лески и обрывки браконьерских сетей. Да и хоромы заволакивал густой ядовитый дым.
— За что он ее так? — не выдержал Иван. — Что она ему сделала? Лучше бы меня забрал!
— Не кличь! — сурово прицыкнул на него дед Овтай. — У каждого человека своя доля. Ты тропу выбрал, имей мужество до конца дойти!
Водяной тоже то ли что-то знал, то ли просто не ждал от Константина Щаславовича ничего хорошего.
— Не по силам смертному человеку тягаться с властителем Нави! — проникновенно проговорил он.
— А это мы еще посмотрим, — разом сжали кулаки Иван и Лева.
— Ладно, идите, куда шли, — обиженно пробубнил Водяной, освобождая дорогу. — И девки мне вашей не надо. Тоща больно. Мне родных дочерей скоро сажать некуда станет: все реки загадили, половину болот осушили, а тут еще какая-то приблуда.
— А как насчет воды? — напомнил Левушка, поднимая с земли мой рюкзак, пока я спешно прижимала к груди заветный клубочек, сворачивала джинсы и обувалась в мокрые кроссовки.
— Еще им и воду давать! — проворчал Водяной. — Сами возьмете — не переломитесь! Как пользоваться — знаете. Сказки небось читали.
Он взмахнул хвостом, и на откосе возле пологого спуска к озеру открылись два ключа. Вода в одном напоминала застывшее стекло и словно поглощала свет. Зато другой, кипучий, как игристое вино или нарзан, но вместо виноградного или сернистого запаха источавший только свежесть, бурлил, разбрасывая брызги, игравшие всеми оттенками солнечного спектра.
Левушка поспешно достал из рюкзака два прочных и тяжелых с виду флакона, выполненных, как мне показалось, из горного хрусталя. Но прежде чем набирать, решил все-таки проверить. Он поднял с земли смятый колокольчик и опустил в темный и тусклый поток. Цветок расправился, точно его и вовсе не ломали, но выглядел все равно неживым. Лева осторожно посадил его в землю и плеснул водой из второго источника. Колокольчик мигом пустил корни и потянулся к солнцу.
— Что это за невидаль? — удивился Иван, придирчиво разглядывая цветок, но к ключам приблизиться не решаясь.
— Живая и мертвая вода, — пояснил Лева, запечатывая один флакон с пробкой в виде черепа, ко второму прилаживая стилизованное яйцо, обрамленное листками клевера.
— Я же и говорю, чего вас учить, коли вы сами считаете, что умные, — кивнул Водяной, когда Левушка вернулся на берег. — Только если до смерти убьют, вода все равно
