сражений и битв. Дорадос всегда первыми бросались в бой, готовые победить или умереть.
На площади Соколо против Национального дворца состоялся парад революционных войск. С балкона дворца парад принимали Вилья, Сапата и президент Гутьеррес.
С удивлением взирали жители столицы на стройные ряды всадников. Это были те самые «бандиты», которыми их пугали и Мадеро, и Уэрта, и Карранса. Да, вели они себя, как подлинные кабальеро, и тем не менее внушали страх и недоверие столичному населению. Эти революционные солдаты казались жителям столицы обитателями какой-то другой планеты: их одежда, речь, привычки – все было чуждым, диковинным, необычным.
Даже многим рабочим бойцы Вильи и Сапаты предоставлялись какой-то темной силой. Руководители «Дома рабочих мира», вокруг которого сгруппировались наиболее сознательные трудящиеся столицы, были проповедниками анархо-синдикализма. Они выступали за политику нейтралитета в отношении крестьян, которые боролись под руководством Вильи и Сапаты против помещичье-буржуазного блока, возглавляемого Каррансой.
Занятие столицы войсками Вильи и Сапаты – высшая точка в развитии мексиканской революции. Однако крестьянские вожди не сумели воспользоваться завоеванной властью для того, чтобы довести революцию до победного конца.
Вилья, Сапата и их советники не представляли себе вполне ясно, каковы движущие силы революции, вождями которой они стали, какими путями трудящиеся могут одержать победу. И Вилья и Сапата ненавидели помещиков, считали необходимым ликвидировать латифундии и разделить землю среди крестьян. Но они не понимали, что добиться этого могут только в союзе с рабочими.
Оба крестьянских вождя не придавали значения участию рабочего класса в революции, они не делали ничего, чтобы укрепить союз рабочих и крестьян.
Сапата – вождь крестьян штата Морелос, Вилья – крестьян севера. В своих районах они были непобедимы, но, выходя за их пределы, как правило, терпели поражения.
Наконец, ни Вилья, ни Салата не понимали значения для судеб революции контроля над столицей, этим важнейшим административным и хозяйственным центром страны. Они, как и их бойцы, чувствовали себя в огромном городе, точно в мышеловке. Здесь им казалось тесно, душно, неуютно и тоскливо. Сапата не мог заставить себя остаться в столице даже на один день. Вилья, хотя и жил здесь некоторое время, но душой, мыслями находился в родной его сердцу Чиуауа.
Мелкобуржуазные революционеры, типичным представителем которых был избранный Конвентом «резидент Эулалио Гутьеррес, придя к власти благодаря поддержке Вильи и Сапаты, помышляли только о том, как бы от них избавиться.
Мартин Луис Гусман, один из сотрудников Гутьерреса, писал впоследствии в своих воспоминаниях: «Самим течением жизни, тем, что в ней есть доброго, нас принесло к Панчо Вилье, чья душа скорее была душой ягуара, прирученного в интересах нашего дела или того, что считали мы своим делом, ягуара, которого мы ласково поглаживали по спине, дрожа от страха, как бы он не хватил нас своей когтистой лапой».
Склонные к предательству члены правительства Гутьерреса вскоре вступили в тайные переговоры с Каррансой. Не было случайным то, что Сапата, поведя наступление на Веракрус, потерпел поражение й вынужден был вернуться в Морелос. Вскоре и Вилья почувствовал, что среди командиров Северной дивизии кто-то сеет раздоры.
Панчо Вилья считал, что самое эффективное средство решения политических вопросов – насилие. И он решил применить его. 27 декабря отряд дорадос окружил резиденцию Гутьерреса и обезоружил его охрану. Затем Вилья явился к президенту в сопровождении Урбины и Фьерро. Вилья предъявил Гутьерресу ряд серьезных обвинений.
– Какой из меня президент, – жаловался в ответ Гутьеррес, – если вы и Сапата действуете, как вам заблагорассудится! Вы, генерал Вилья, держите под своим контролем железные дороги и телеграф, печатаете деньги. Сапата в Морелосе ведет себя точно бог. Ваши командиры арестовывают людей и расстреливают их без суда и следствия.
– Мы живем в военное время, – возразил Вилья, – железные дороги, телеграф, деньги нужны, чтобы вести войну с каранкланами. Что касается расправ с предателями, го мы охотно передадим это Дело правительству. Однако правительство бездействует. Бездействует и Конвент; он перебрался в столицу и занимается пустословием. Стране нужны революционные законы, а их нет. Пока их не будет, мои солдаты, представляющие революцию, будут действовать так, как это необходимо для блата народа.
После бурного объяснения Гутьеррес обещал повиноваться, Вилья вовсе не хотел разрыва с президентом. Он надеялся, что этот «крепкий разговор» окажет на Гутьерреса должное воздействие. Оставив со своими дорадос столицу, Вилья решил вернуться в Чиуауа и готовить наступление против войск Каррансы, занимавших ряд укрепленных пунктов на севере страны.
Но Вилья ошибался, полагая что президент останется верным делу революции. Гутьеррес и его друзья предпочли перейти на сторону Каррансы, но не подчиняться Вилье и Сапате.
В начале января 1915 года Обрегон, главная база которого находилась в Веракрусе, перешел в наступление, сломил сопротивление войск Сапаты и стал приближаться к столице. Гутьеррес и его приближенные вступили в тайные переговоры с Обрегоном. Узнав об этом, Вилья поспешил в Мехико. Зная, что на этот раз степной центавр не ограничится одним «крепким разговором», Гутьеррес вместе со своими министрами бежал из Мехико, захватив из правительственной казны 10 миллионов песо. За ним последовала часть столичного гарнизона. Перед бегством Гутьеррес опубликовал декрет, отстранявший от командования Вилыо и Сапату.
В столице власть перешла в руки представителя Вильи в Конвенте генерала Гонсалеса Гарсы. Он объявил военное положение. Конвент, в котором не оставалось теперь и половины его членов, так как большинство командующих или бежало, или находилось со своими войсками, объявил Гонсалеса Гарсу временным президентом.
Тем временем верные Конвенту войска настигли беглецов и разбили их. Сам Гутьеррес был ранен в бою. Решив, что его карта бита, он бежал к Каррансе. Дон Венус принял перебежчика с распростертыми объятиями. Карранса понимал, что падение правительства Гутьерреса открывает ему дорогу в столицу.
Переход на сторону Каррансы Гутьерреса и его сторонников означал, что вожди радикально настроенной мелкой буржуазии порвали с революционным крестьянством. Мелкобуржуазные радикалы, испугавшись трудностей революционной борьбы и не веря в возможность успешной социальной революции в Мексике, предпочли союзу с революционным крестьянством компромисс с Каррансой. Их предательство лишило крестьянские массы политического руководства. Это прекрасно поняли враги Вильи и Сапаты. По всей стране они перешли в наступление. В этих условиях Вилья принял решение 19 января эвакуировать столицу, с тем, чтобы в районе Торреон – Сакатекас, вблизи своих основных баз, подготовиться к решительному сражению.
28 марта войска Обрегона вступили в столицу, в южных пригородах которой продолжала оставаться часть войск Сапаты. Сам Сапата удалился в неприступные горы Морелоса. А дон Венус все еще не покидал Веракруса. Пока Северная дивизия находилась на марше, «первый вождь» не решался
