в тамбур под охраной своих защитников, с целью покурить и поближе узнать друг –друга.
Когда один из рыцарей грубой девицы, пытаясь донести до недотроги жар своего любящего сердца, сунул руку под простынь и деликатно ухватил барышню за коленку, за что тут же получил острым уголком книги в голову. Когда воин попытался схватить непонятливую дуру, не имеющую представления о куртуазном общении, то беда пришла откуда не ждали — острые зубы Никсона впились в мясистый большой палец призывника, соблазнительно торчащий из переплетения левой сандалии. От криков уводимого товарищами пострадавшего я и проснулся. Посчитав инцидент исчерпанным, я побрел в сторону туалета, чтобы сполоснуть лицо и привести себя в порядок. Каково было мое разочарование, когда вернувшись к своему отсеку, я обнаружил, что эпопея с защитниками Родины еще не пришла к своему логическому завершения.
В нашем отсеке вновь стоял звучали мужские голоса, обстановка была вновь накалена. Невысокий прапорщик в фуражки с околышем черного бархата, подпрыгивая от возмущения, что-то агрессивно доказывал Людмиле, высокий сержант, судя по ушитости ХБ и стрелке на спине, относившийся к «дедам», старательно пытался пнуть сапогом забившегося за рундук щенка, который мог только грозно щелкать зубами, не способными прокусить крепкие носки отечественной «кирзы». Сзади разошедшихся вояк подпирала парочка гражданских, один из которых щеголял перебинтованным большим пальцем ноги, с пышным марлевым бантом, наверное, это был пострадавший призывник. Наверное, сержант умудрился удачно попасть в Никсона, потому что щенок громко взвизгнул от боли. Обрадоваться удачному удару старослужащий не успел — тяжелый носок моего ботинка точно впечатался ему в поясничный отдел, что отбросило «дедушку» Российской армии в мою постель, откуда он молча пучил глаза, как глубоководная рыба из передачи «Мир рыбалки». Случайно, от души, наступив на перевязанный палец, я оттолкнул гражданскую молодежь в сторону, я схватил прапорщика за форменную рубаху. Военный был крепким парнем, судя по эмблеме, танкистом, но изъятая у призывного контингента, и уничтоженная сивуха о нарушила координацию и не давала ему шансов. Пострадавший второй раз призывник, шипя и заметно прихрамывая, припадая на ногу, быстро перебирал ногами в сторону тамбура, поддерживаемый своим товарищем. Сержант, очевидно давно не получавший «люлей», растерянно молчал, продолжая возлегать на МОЕЙ простыне. Прапорщик, продолжая вырываться, давился фразами, типа «Пусти, шпак…»
— Не шпак, а товарищ капитан…
После моих слов ситуация резко поменялась. Сержант, проявляя ловкость и смекалку, свойственную старослужащим, ловко обогнув меня и прижавшегося ко мне прапорщика, испарился, очевидно посчитав, что при конфликте обладателей звездочек ему безопаснее отсутствовать.
Прапорщик перестал вырываться, принял подобие строевой стойки, только шумно и загнанно дыша.
— Ну что, товарищ прапорщик, сдать тебя на «губу» в Копьево, вместе с твоим бухим сержантом? Ты только скажи, и я это сделаю.
— Никак нет, товарищ капитан. Виноват, извините. Разрешите идти?
— Идите, товарищ прапорщик, но если я еще раз в своем вагоне увижу кого-то из вашего контингента… Ну вы меня поняли?
— Так точно. — сверхсрочник автоматически оправил сбившийся в сторону галстук и фуражку, буркнул Людмиле «извините», и сделав упражнение «налево», почти ровной походкой, покинул притихший вагон.
— Это что было? Я думала, что вы сейчас драться будете, приготовилась их сверху бить — моя подруга показала почти полную пластиковую двух литровку «Меринды», с которой она уединилась наверху.
— Я тоже так думал. Наверное, он меня за военного принял.
— Есть разница?
— Есть, но мы об этом говорить не будем.
Через несколько часов, когда мы сгружались на перрон железнодорожного вокзала столицы Республики, метрах в тридцати от нас прапорщик с сержантом пытались построить в подобие колонны свое воинство. Все участники конфликта, кроме зло зарычавшего Никсона, сделали вид, что не заметили друг друга.
— Ну что? Сегодня уже поздно, завтра дальше поедем. — я подхватил наши сумки и бодро двинулся в сторону привокзальной площади: — А сейчас в гостиницу заселимся и пойдем погуляем.
Главная, во всяком случае, самая высокая гостиница столицы Республики, называлась просто — «Столица». Строгая тетенька из службы заселения первоначально отказалась заселять меня с Людмилой в один номер, так как штамп о браке со мной у барышни отсутствовал. Вкус шоколада из красивой коробки помог женщине понять, что заселение в двухместный номер только супругов в демократической стране относиться к явному анахронизму, и спустя полчаса мы обустраивались в приличном номере на седьмом этаже с видом на центральный перекресток с кольцевым движением. Вообще, столица Республики, несмотря на скромное количество населения отличалось огромным количеством таких перекрестков. Огромные кольца из серого асфальта десятками вплетались в дорожную сеть этого уютного городка, смело соревнуясь по количеству таких развязок с полуторамиллионным Городом, откуда мы приехали. Город был в меру ухожен и спокоен, движение автомобилей под окнами замерло с наступлением темноты, утром мы прекрасно позавтракали, выгуляли пса, и через парк «орленок» двинулись в сторону автовокзала, до которого было метров пятьсот.
Небольшой автобус бодро вез нас по федеральной трассе в сторону городска Н-ска, до которого было три час пути и сто двадцать километров асфальта. Автобус, кружа на кольцевых разъездах, количество которых быстро перевалило десяток, бодро нес нас в сторону городков — спутников Столицы, потом, натужно завывая двигателем, поднялся из котловины и запыхтел по зеленой еще степи, над которой, на недосягаемой высоте, парили десятки орлов, суслики, то и дело, размытыми тенями, перебегали дорогу, а в бескрайней дали, за горизонтом которой угадывалось местное рукотворное море, виднелись бесчисленные стада и обрядовые камни -менгиры, петроглифы, курганные захоронения, оставшиеся от древних обитателей этих земель. Мы плыли по этому бескрайнему простору, где, казалось, застыла тысячелетняя история этого красивого, малонаселенного края.
Но, как бы не тянулась однообразная дорога, она все равно, заканчивается. За окнами автобуса замелькали дома, сначала одноэтажные, частного сектора, затем серые панельные пятиэтажки. Наконец, сделав круг, автобус устало скрипнул подвеской и остановился у пятиэтажки песочного цвета, на первом этаже которой синел странная пристройка, окрашенная синей масляной краской, с вывеской «Автостанция». Народ, в основном бабули около пенсионного возраста, бодро потянулись на выход, вслед за ними кинулся возбужденный Никсон, отлежавший все бока на металлическом полу автобуса.
Городок, куда меня занесла служба, а моих спутников — желание скрасить однообразие быта, или, по-простому, каприз, компактно располагался в горной долине, заботливо окруженной со всех сторон горами, с одной стороны — невысокими и пологими, а с другой стороны — ровно наоборот. Из-за хребта торчали высоченные трубы, при взгляде на которые, почему-то казалось, что дым из них последний раз шел несколько лет назад.
Я озадаченно посмотрел вокруг — пятиэтажки, разной степени изношенности окружали небольшую площадку, на которой замер автобус, привезший нас из Столицы. Люди гуськом уходили по улице, куда то вверх. Первый этаж соседнего здания занимал магазин, судя по открытой двери, и вышедшей оттуда женщины, работающий. Удивление вызывало то, что вместо огромных стеклянных витрин, предусмотренных когда-то советскими архитекторами, торговая точка была обшита ржавыми, наваренными внахлест, листами некрашеного железа. Такого я раньше не видел, а видел я многое.
— Люда, постой пожалуйста, я в магазин заскочу, посмотрю, что есть и дорогу спрошу. Мне в местном РОВД надо командировочный отметить и по моему делу разузнать.
В полутемном магазине, освещенном мерцающими и шипящими лампами «дневного света», что торчали в старых, «уставших» светильников, с большими промежутками, женщина в потертой вязанной кофте — «самовязке» и светлом платке диктовала что-то молоденькой продавщице в застиранном, ветхом халате, что высунув от усердия, острый язычок, что-то выводила шариковой ручкой в огромной амбарной книге. Судя по всему, шел отпуск продуктов в долг.
— Добрый день, дамы. Не подскажите, как до милиции добраться?
Юное лицо работницы торговли растянулось в широкой улыбке:
— Ой, тоже мне, скажете — дамы!
Бабуля, видно, повидавшая жизнь, не повернув ко мне голову, сухо спросила:
— А зачем тебе милиция?
— Справочку надо получить.
— Какую? — бесцеремонно уточнила пенсионерка.
— Что я кошелек потерял.
— Не ходи, не нужна тебе справка. — старуха бросила на меня неприязненный взгляд серых, выцветших глаз: — Дорого тебе справка обойдется.
— Вы если не знаете, где милиция находится, то так и скажите.
— Дурак ты. — бабка хотела с досады сплюнуть, но сдержалась и хлопнув железной дверью с дверным
