возгласы и вскрики женщин. Засвистели стрелы, и двое смельчаков из не изменивших своему барону дружинников рухнули на пол. Раздался грозный собачий лай, распрямившиеся с хлесткими щелчками арбалетные тетивы заставили умолкнуть бесстрашных животных.
Рыцарь приблизился к сидевшей во главе стола чете молодых супругов.
— Встань, Жильбер де Шатуан, — глухо, точно со дна колодца, прозвучал из-под забрала кованого шлема его голос.
Хозяин замка не шелохнулся.
— Кто ты и по какому праву врываешься сюда с оружием? — надменно спросил он, смерив покрытого дорожной пылью наглеца презрительным взглядом. — И как осмеливаешься приказывать мне в моем доме?
— В твоем доме, изменник? — переспросил рыцарь, и даже сталь шлема не сгладила издевки, прозвучавшей в тоне воина. — Это больше не твой дом, ты опозорил имя своего отца, предал своего сюзерена, короля Филиппа Августа.
— Убирайся прочь! — закричал Жильбер. — Я верный вассал герцога Нормандского, короля английского Иоанна! Прочь отсюда! Эй, стража!
— Ты всегда был глупцом, Жильбер, глупцом недостойным мудрости совы, украшающей герб отца, — произнес с презрением рыцарь и сделал знак стоявшим рядом с ним воинам. Те быстро сняли с господина шлем. Его русые волосы упали на могучие плечи. И без того бледное лицо госпожи Клотильды помертвело, едва она взглянула в серые, наполненные гневным торжеством глаза рыцаря.
Среди гостей пронесся ропот:
— Анслен, младший сын Генриха… Неужели… Он, и в самом деле — он… А говорили, что он погиб… Да нет, это точно он, да как возмужал… Да, да, это малыш Анслен.
— Это ты? — словно не желая верить своим глазам, проговорил Жильбер. — Я думал, ты в Венеции с Виллардуэном.
— Ты думал, что я в могиле, — с улыбкой поправил Анслен брата. — Но на тот свет отправился не я, а твой бретёр, которому не хватило умения владеть оружием. Он оставил мне на память вот это… — Большим пальцем руки, одетой в кольчужную рукавицу, рыцарь указал на украшавший его левую щеку шрам. — И вот это, — Анслен повернулся к стоявшему рядом воину, — Кристиан.
Тот протянул господину золотой перстень. Анслен взглянул на него и, усмехнувшись, бросил на стол увенчанное головой совы, в глазницах которой светились два изумруда, кольцо. Клотильда, едва увидев перстень, вскрикнула и посмотрела на мужа. Тот поднялся.
— И зачем же ты пришел сюда? — спросил он, кладя руку на эфес меча.
На этот жест Анслен зловеще усмехнулся.
— А ты ведь и так понял зачем, драгоценный братец, не так ли? — произнес он. — Ты лишил меня доходов с оставленной мне отцом деревни, выгнал из дома, отписав королю Иоанну о моей измене. Ты хотел, чтобы я сдох с голоду на чужбине, а когда этого не произошло — послал своего наймита, чтобы тот, затеяв со мной ссору, убил меня. Но ты все-таки уничтожил меня. Ты сказал Клотильде, моей невесте, что меня убили, и она, уступив настояниям своего отца, согласилась выйти за тебя, нарушив данное мне слово.
— Я ничего не знала, — воскликнула Клотильда и с ужасом и отвращением посмотрела на мужа.
— Чего же ты хочешь? — пожал плечами Жильбер и усмехнулся. — Мы уже женаты. Ты опоздал.
— Чего я хочу? — точно эхо повторил Анслен слова брата и ответил: — Твоей смерти.
— Король Иоанн не простит тебе, если ты убьешь меня.
— Король Иоанн в Лондоне, а король Филипп рядом, в Париже, — возразил младший сын Генриха Совы. — Он послал меня сказать всем, — Анслен повернулся и, сделав паузу, окинул тяжелым взглядом гостей, — он велел сказать всем, что решил взять под свое крыло владения своего вассала, герцога Нормандского, короля Англии Иоанна Безземельного… а тебя, дорогой мой Жильбер, Его Величество отдал мне, как и этот замок, вместе со всем, что находится в нем и что его окружает.
— Это беззаконие, папа Иннокентий… — начал было сидевший за столом ближе всех к молодой чете полный и богато одетый седовласый мужчина лет пятидесяти, Жоффруа де Брилль, отец Клотильды, но Анслен грубо перебил его:
— Папе Иннокентию весьма несложно заткнуть глотку венецианским золотом, — бросил он и, возвращаясь к цели своего появления в родовом замке, предупредил: — Моим людям дан приказ, убивать всякого, кто окажет сопротивление. Это относится и к вам, любезный мессир Жоффруа де Брилль, так что закройте-ка рот… Андре! — рыцарь окликнул стоявшего за спиной у отца Клотильды воина, который немедленно провел острием лезвия своего меча по шее барона де Брилля. Кровь брызнула на белый воротник камзола. Послышался ропот гостей.
— Анслен! — воскликнула Клотильда.
— К вашим услугам, сударыня, — с издевкой отозвался рыцарь.
— Убирайся отсюда, дорогой братец, — надменно произнес Жильбер, выхватывая меч, и, увидев, как арбалетчики немедленно нацелили на него свое оружие, с презрением добавил: — И передай своему одноглазому Филиппу, что перед рыцарями Нормандии трепетали все его предки, начиная с Гуго Капета. Напомни ему, если он забыл, что норманны всегда лишь именем прозывались вассалами жалких, не властных даже в своем домене шутов, сменявших друг друга на парижском троне. Наш повелитель на севере, за проливом… А теперь обнажи свой меч, и пусть сталь решит наш спор.
Анслен сбросил плащ в руки подоспевшему Мишелю и, сделав знак своим солдатам, чтобы они отошли, выхватил меч. Не давая брату изготовиться, Жильбер прыгнул на него с проворством кошки. Железо с яростью ударилось о железо. Полетели искры.
Анслен отразил удар и отступил на несколько шагов назад, чтобы отбить следующий и потом еще один выпад. В какой-то момент младший из потомков Совы оплошал, и меч Жильбера скользнул по кольчуге, срывая своим острием с Анслена кованый наплечник.
Вновь скрестились клинки, и на сей раз младший брат, перейдя в наступление, легко ранил старшего. Кровь окрасила бархат камзола, но Жильбер лишь расхохотался и с новой силой атаковал брата, которого опять спасла кольчуга. Тонкий испанский клинок владельца Шато-де-Шатуан вновь взлетел и обрушился на врага, встречаясь с тяжелым германским мечом Анслена.
Силы братьев казались примерно равными. В Жильбера точно вселился дьявол. Трижды раненный, в окровавленном камзоле, с рассеченным подбородком, де Шатуан и не думал сдаваться. Анслена от ран спасала лишь двойная кольчуга. Один из выпадов оказался настолько сильным, что прорвал кольца длинного рукава, другой заставил на несколько секунд онеметь правую руку. Анслен перебросил меч в левую и продолжал сражаться с прежней яростью и мастерством.
За все время схватки братья не сказали друг другу ни слова, а лишь рычали, скаля зубы и брызгая слюной. Удары становились все неистовее, сражавшиеся, казалось, не ведали усталости, хотя пот заливал им глаза и дыхание их участилось. Они продолжали кружить по каменному полу, на котором, не
