молились мне. А я помогал вам, чем мог. Чтобы вы молились мне дальше. Предупреждал об опасности — если сам ее видел, подсказывал, куда идти, где вода, где лучше трава, советовал. Это я, великий глашатай Ашшура!
В его голосе были слезы.
— И вот мне повезло, мы попали под дождь арнума, он дал мне силы, он возродил меня! И что же? Я все равно привязан к этому… истукану! Я не могу уйти от него. Я ничего не могу с этим поделать!
— Ты же сказал, что тебе поможет твой друг.
— Не собирался он мне помогать! Да, я ошибся. Тебя хотели выпотрошить, а меня…
Азрик упрямо наклонил голову.
— Все равно. Значит ты бросишь меня и предашь, если кто-то пообещает тебя освободить. Так?
Папсуккаль склонил голову.
— Я не думаю, что это вообще возможно. А в качестве носителя ты меня вполне устраиваешь.
— Я не верю тебе!
— И что мне сделать, чтобы ты поверил?
— Поклянись!
— Боги не клянутся перед людьми.
— Значит ты будешь первым! Откуда я знаю, может ты выясняешь, где я, и стоит мне выйти, как меня схватят.
Ответом ему было только покачивание головы.
— Я не предам тебя, Азрик, — сказал Папсуккаль. — Я не клянусь тебе, потому что эта клятва не будет иметь никакого значения. Боги не клянутся людям. Но я обещаю тебе, что не сделаю тебе ничего плохого.
Азрику очень хотелось расколотить статуэтку об стену и никогда больше не видеть Папса. Но вместо этого он убрал ее обратно в мешок.
Снаружи послышался веселый голос.
— Я тебе скажу, ну и переполох тут, неужели из-за тебя? Давно такого не видел. Ничего, я знаю здесь пару тропок, по которым мы мигом от них удерем!
Они ушли по тропе, которую великан называл Козьей Задницей. Она начиналась с задов одного из домов, перебегала по шаткому мостику через глубокий овраг с текущим по дну ручьем и ныряла в глубокую расселину, по которой резво уходила вверх и вбок. Затем она выводила на седловину, а за ней открывался пологий спуск в следующую долину — узкую и прямую, как копье, всю заросшую лесом.
Чеснаб — так звали его нового знакомого — часть пути нес мальчика на руках, причем создавалось впечатление, что это ему вовсе не стоило никаких усилий. Тем не менее, Азрик старался идти сам — так было, в том числе, гораздо удобнее слушать.
Чеснаб говорил много и охотно, обильно перемежая рассказ фразами «скажу я тебе» и «если хочешь сказать». По его словам, он привык разговаривать сам с собой — по профессии он был ловцом губок и много времени проводил один, так как работал без напарника.
— В день получалось немало, — рассказывал он, — никто не мог собрать больше. И нырял я глубже других. Кроме меня столь же удачлив был еще один критянин, Галлен, ох и сильный, я тебе скажу, он был! Грудь — как бочка. Когда вдыхал — людям в лодке воздуха не хватало. Я был сильнее, но он ловчее и умел найти хорошее место, был у него нюх, хотя, скажу тебе, некоторые говорили, что он стакнулся с водяным духом. Тогда как раз утонул один рыбак, потом другой, и начали говорить, что этот Галлен так подстраивает — а они и впрямь пытались следовать за ним и промышлять на его полях. Сказали, что водяной дух помогает Галлену, а тот в благодарность топит для него других ловцов.
Больше всего суетились два брата Илькары, их у нас по цвету различали, один был вечно синий, потому как однажды едва выплыл из моря, воду из него смогли вылить, но он стал синий и совсем глухой, а второй красный, так как слишком много пил неразбавленного вина. Они пришли ко мне и предложили две драхмы и очищение в храме Астарты за то, что я утоплю Галлена.
Мне его убивать не хотелось, хотя, скажу тебе, связываться со злым духом совсем не стоит, даже ради хорошего сбора. Они сказали, что злой дух дал ему амулет, в виде звезды, он всегда носил его с собой. Скажу тебе — странный амулет, он его никому никогда не показывал. Только всякий раз перед тем, как нырнуть, он что-то вроде как этому амулету говорил. Вот Илькары говорят, что надо самого Галлена убить, амулет взять и отнести в храм Астарты. Тогда будет все хорошо.
Вот взял я две драхмы, да и разобрало меня любопытство. Сел я к Галлену в лодку, сказал — давай с тобой поплывем, разговор есть. Он молча на меня посмотрел, ничего не сказал — хотя, скажу тебе, за словом в карман не лез. Да, не лез. Но вот он молча выгреб в море, далеко, дальше, чем обычно плаваем.
Тут я и сказал, что негоже с духом такие уговоры вести и что решено его принести в жертву. А братья-то Илькары, скажу тебе, очень хотели с нами поплыть, но зачем они мне? Видели они, как мы ушли в море, погребли за нами — да куда им, отстали, и нету их. Если хочешь сказать, слабаки они были, и завистники к тому.
Вот Галлен выслушал меня, побледнел, да и сказал, что вовсе не злой дух ему помогает, а добрый, и никого он не топил никогда. Рассказал, что когда-то давно, еще на Крите, спас маленькую девочку, которая тонула в шторм, сам чуть не погиб, но спас. Скажу тебе, верю, здоровый он был мужик. Так вот, когда он уже перебрался к нам, во сне явилась к нему такая вся красавица и говорит: «Ты спас мою дочь, и в благодарность я тебе даю удачу!». На следующий день он пошел к банке, нырнул и выудил необыкновенную раковину — с шестью лучами и с правым завитком. Я тебе скажу, редкость это необыкновенная. И она стала его амулетом: с тех пор как ни нырнет, так у него полная сетка.
Та женщина, что во сне к нему пришла, очень ему по душе пришлась, говорит, каждую ночь ее призывал, и один раз она к нему сошла на ложе. Но только один раз. Вот такие чудеса. А то, что кто-то топит ловцов, в том его вины нет.
Я тебе скажу, ему поверил. Спросил только дать посмотреть на ту раковину. Он как-то долго на меня смотрел, внимательно, но потом снял ее с шеи и дал мне. Я скажу тебе, красивая была раковина. Гладкая, разноцветная, в руке лежала хорошо. Я ее погладил, а
