Он приходит и уходит, — говорит Эмили. И улыбается.
2
Родди лежит на кровати, сложив руки со скрюченными пальцами на своей груди. Ей не нравится видеть его таким; так он будет выглядеть в гробу. Но мертвецы не улыбаются так, как он сейчас улыбается ей. Он всё еще такой обаяшка. Она закрывает дверь спальни и идет к туалетному столику. Оттуда она достает баночку без этикетки.
— Думаю, мы должны исключить её из списка, — говорит Родди, когда она возвращается к кровати и садится рядом с ним.
— Кого-то всё-таки очаровала упругая грудь и тонкая талия, — говорит Эм, отвинчивая крышку баночки. — Не говоря уже о длинных ногах. — Внутри банки находится желеобразное вещество желтого цвета. На покойном Питере Cтайнмане было не так много жира, но они собрали то, что было.
— Конечно, она хороша собой, — нетерпеливо отвечает Родди, — но дело не в этом. Мы никогда не брали тех, с кем у нас было тесное общение. Это опасно.
— Я работала на том же факультете, что и Хорхе Кастро, — отмечает она. — Меня даже допрашивали. — Она широко раскрывает глаза. — Кроме того, с одним из них ты играл в боулинг на том турнире в составе "Золотых Старичков"...
— Те дни давно прошли, — он поднимает руки. — Что касается допроса по поводу Кастро, всех с вашего факультета допрашивали. Это было рутиной, обычным делом. Здесь может быть не так. Она работает в нашем доме.
Это, конечно, правда. Эмили позвонила девушке на День подарков[47] и предложила ей подработку: обновить компьютер, чтобы облегчить переписку, создать электронную таблицу, содержащую имена текущих претендентов на участие в писательской мастерской.
Эм мажет пальцем по желтому веществу, которым недавно была покрыта брюшная полость Питера Стайнмана.
— Держи, сладкий.
Родди протягивает руки, пальцы слегка искривлены, суставы опухли.
— Полегче, полегче.
— Сначала немного больно, потом приятное расслабление, — говорит она и начинает смазывать его пальцы лосьоном, уделяя особое внимание суставам. Несколько раз он морщится и втягивает воздух, издавая змеиное шипение.
— Теперь согни, — говорит она.
Он медленно смыкает руки.
— Лучше.
— Конечно.
— Еще немножко, пожалуйста.
— Осталось не так уж и много, дорогой.
— Только чуть-чуть.
Она снова мажет пальцем, образуя прозрачную стеклянную запятую на дне банки. Она переносит лосьон на левую ладонь Родди, и он начинает втирать его в пальцы, сгибая их теперь почти естественно.
— Её трудовой контракт краткосрочный, — говорит Эмили, — и она это понимает. Как только закончатся продленные рождественские каникулы и начнется весенний семестр, она вернется в библиотеку на полный рабочий день. И, конечно же, с моей поддержкой будет работать над своим творением.
— А она вообще неплоха?
— Я еще толком не читала, но, судя по теме, нет.
— А о чем тема?
Она наклоняется к нему и шепчет:
— Влюбленные вампиры.
Родни хихикает.
— Но в ходе наших бесед я многое узнала о ней, и всё замечательно. Она рассталась с парнем, и хотя она инициировала расставание, ей все равно больно. Она задается вопросом, что с ней не так, какой-то недостаток характера, который мешает ей построить стабильные отношения.
Родди усмехается.
— Судя по тому, что она мне рассказала — да, она тоже разговаривает со мной на эту тему, — ее парень, этот Том, был воплощением неудачника. Я бы сказал, что она удачно от него избавилась.
— Уверена, что ты прав, но речь идет о том, что она чувствует и что это значит для нас. Ее отношения с матерью я бы охарактеризовала как напряженные. Это совсем не редкость, что молодые женщины и их матери часто бодаются, но это тоже полезно для нас. Знаешь, что она сказала мне? "Моя мать — властная стерва, но я ее люблю". А еще... продолжай растирать руки, дорогой, втирай этот лосьон глубже в суставы... а еще заведующий библиотекой в Рейнольдсе, по имени Конрой, заинтересовался нашей Бонни. По ее словам, он дает своим рукам слишком много воли.
Родди коротко хихикает.
— Давненько не слышал такого.
— Если мы подождем до октября или ноября, как обычно делаем, она уйдет с нашей работы — нашей частичной, сезонной работы — девятью или даже десятью месяцами ранее. Если нас будут допрашивать, а я полагаю, что могут, мы можем рассказать чистую правду. — Эм перечисляет пункты на пальцах, которые почти такие же тонкие, какими они были, когда она была девочкой, носившей юбки до щиколоток и короткие носки. — Несчастное расставание с парнем. Желание уйти от влияния матери. И что самое главное, сексуальные домогательства на рабочем месте. Понимаешь, насколько всё это хорошо? Может она просто решить уйти?
— Пожалуй, может, — говорит он. — Когда ты так говоришь.
— И мы знаем ее распорядок дня. Из библиотеки она всегда едет одной и той же дорогой. — Она делает паузу, затем продолжает тихим голосом. — Я знаю, тебе нравится смотреть на ее грудь. Я не против.
— Мой отец говорил, что мужчина на диете всё равно может читать меню. Так что, да, я глядел. У нее есть то, что мои студенты мужского пола назвали бы "зачётными буферами".
— Если отбросить эстетические вопросы, эта грудь составляет почти четыре процента жира в ее организме. — Она держит почти пустую банку. — Это много для облегчения артрита, зайчик. Не говоря уже о моем радикулите. — Она закручивает крышку. — Ну что, я тебя убедила?
Он быстро и без видимой боли сгибает пальцы.
— Скажем так: ты дала мне пищу для размышлений.
— Хорошо. Теперь поцелуй меня. Мне нужно спуститься и продолжить притворяться чайником. А ты смотри свой бунт.
23 июля 2021 года
1
Джером звонит Холли в четверть седьмого из дома Стайнманов и рассказывает о своих приключениях. Он говорит, что ему пришлось самому отвезти Веру в больницу, потому что все машины скорой помощи «Кайнера», а также машины городского отделения экстренных служб были заняты коронавирусными вызовами. Он отнес ее к своей машине, усадил на пассажирское сиденье, пристегнул ремнями безопасности и поспешил к больнице так быстро, как только посмел.
— Я опустил окно, думая, что свежий воздух сможет немного оживить ее. Не знаю, сработало ли это; она была всё равно довольно беспомощной, когда мы туда
