называют «психическими болезнями». Вместо психического заболевания Рассел использовал термин «безумие». Например, в «Завоевании счастья» — сочетании банальностей, тупого фанатизма и проницательных наблюдений — Рассел писал: «В своих крайних формах мания преследования признана формой сумасшествия… подобно многим другим видам безумия, она лишь преувеличение тенденции, нередкой среди людей, которых считают нормальными. Я не предлагаю обсуждать крайние формы, представляющие собой предмет рассмотрения психиатра»250.
Рассел правильно определяет «параноидную» подозрительность как преувеличенную форму нормального человеческого поведения или как «тенденцию». В следующем предложении он умывает от этой проблемы руки, утверждая, что лишь психиатр, т.е. врач, компетентен иметь с ней дело. Однако Рассел хорошо понимал различие между нежелательным поведением человека и патологическим изменением в его организме. Как преувеличенная подозрительность становится заболеванием? Что такое безумие? Почему сумасшедших людей следует лишать свободы? Невзирая на свою блестящую эрудированность, Рассел никогда не задавал себе этих вопросов. Всю свою жизнь он провозглашал себя борцом за людей и группы, лишенные свободы власть предержащими, и в то же время сам желал подчинить людей, которых он считал сумасшедшими, деспотической власти психиатров.
В своей книге «Власть» (1938) Рассел сделал проницательный анализ мегаломании, присущей сумасшествию, как неудовлетворенной жажды человеком власти. Он писал:
Любовь к власти — часть обычной природы человека… существование внешнего мира, как материального, так и других людей, — данное, которое может быть унизительно для гордости определенного рода, но отрицать которое может только сумасшедший. Людей, позволяющих своей любви к власти создавать для них искаженное восприятие мира, можно обнаружить в любом сумасшедшем доме: один думает, что он — управляющий Банка Англии, другой думает, что он — Король, а еще один — что он Бог. Весьма похожий бред, выраженный образованными людьми в туманных выражениях, приводит к статусу профессора философии, а людьми эмоциональными и в страстных выражениях — к диктатуре. ИМЕЮЩИХ ДИАГНОЗ сумасшедших запирают из-за предрасположенности к насилию в ситуации, когда их претензии оспаривают; НЕ ИМЕЮЩИЕ ДИАГНОЗА сумасшедшие получают контроль над могущественными армиями, и они могут навлекать смерть и разрушение на каждого разумного человека, до которого смогут дотянуться. Торжество безумия в литературе, философии и политике — одна из особенностей нашего времени, и успешная форма безумия практически полностью проистекает из побуждений к власти251.
Я согласен с изложенным выше анализом Рассела, но, разумеется, отвергаю его точку зрения, что «запирать имеющих диагноз сумасшедших» — правосудие или хорошая общественная политика. Рассел истолковывал, и я полагаю, что правильно, поведение сумасшедшего как целенаправленное и, говоря субъективно, столь же рациональное, как поведение философа или политика. С моей точки зрения, что из этого следует — так это то, что поведение «сумасшедших» подлежит регулированию теми же самыми законами, которыми мы контролируем преступное поведение несумасшедших.
Использование Расселом метафоры «запирать» (shut up), означающей «заключать в тюрьму», заслуживает краткого комментария. В применении к госпитализации сумасшедших этот термин имеет по меньшей мере три самостоятельных значения, а именно: 1) не давать человеку высказываться или отказываться его слышать; 2) отказываться понимать, что он сообщает, истолковывая (ошибочно) его послание переводом такового в идиомы психиатрии или психоанализа и рассматривая его речь как если бы это было патологическое выделение вроде мокроты, а не выражение человеком его страдания, или заносчивости, или сочетания того и другого252; 3) буквального запирания, т.е. лишения человека свободы. Родственники этих людей, вызывающие психиатров, чтобы водворить «любимого члена семьи» в психиатрический стационар, и психиатры, это водворение осуществляющие, делают все три разновидности «запирания» «пациента»253. Рассел сделал во «Власти» следующее наблюдение:
Животные довольны своим существованием, а люди желают экспансии, и в этом отношении их желания ограничиваются лишь тем, на что их воображение им указывает как на возможное. Каждый человек желал бы быть Богом. Некоторые находят трудным признать невозможность этого. Эти люди сформированы по образцу мильтоновского сатаны[12], сочетая, подобно ему, благородство с отсутствием благочестия. Под отсутствием благочестия я понимаю нечто не зависящее от теологических верований: я имею в виду отказ признавать ограничения, существующие для личного могущества человека. …именно это создает трудности для сотрудничества в обществе, — все мы хотели бы представлять его себе как сотрудничество между Богом и его почитателями, видя на месте Бога самих себя. Следовательно, возникают конкуренция, нужда в компромиссе и в правительстве, порывы к мятежу, нестабильность и регулярное насилие. И следовательно, требуется мораль — сдерживать анархическое самоутверждение254.
Рассел, как очевидно, рассматривает безумие в экзистенциальных терминах, а не медицинских. Это делает несовместимым его энтузиазм в отношении психиатрического лишения свободы с его ревностной защитой личной свободы от иных посягательств.
Бертран Рассел против Джона Рассела
В 1921 г., когда Расселу было сорок девять лет, у него и его второй жены Доры Блэк родился сын Джон. Спустя еще два года — дочь Кейт. Рассел говорил, что обожает своих детей и хочет, чтобы они выросли в атмосфере, наилучшим образом подходящей для развития. Для этого он основал школу, посвященную созданию «поколения, обученного бесстрашной свободе… если использовать имеющиеся знания и применить опробованные методы, мы могли бы в течение одного поколения создать население, практически полностью свободное от болезней, злонамеренности и глупости. Мы не делаем этого потому, что предпочитаем притеснения и войну»255.
Полагая, что значительная доля всемирного зла произрастает из эгоизма (оставшуюся часть он объяснял капитализмом и нищетой), Рассел намеревался не позволить своим детям стать эгоистами. Наихудшее дело для ребенка, полагал Рассел, — это думать о себе как о центре Вселенной… для ребенка в конечном итоге намного лучше сражаться с другими детьми, чем быть избалованными со стороны взрослых»256. Соответственно, в школе, которой управляли он и его жена, первейшей обязанностью учителей было обращаться одинаково со всеми учениками. На практике это означает, что с детьми четы Расселов, чтобы подчеркнуть отсутствие фаворитизма, обращались хуже, чем с другими детьми. Отрицая свой собственный циклопический эгоизм, Рассел уравнивал преданность собственным детям — т.е. выделение их из числа других детей — с их балованием. «Проявите любовь к своему ребенку тем, что не проявите ее», — советовал он в своей книге «Об образовании»257.
Согласно воспоминаниям Кейт, школьные годы были «абсолютным несчастьем», особенно для Джона: «Его не только травили другие дети, но также он потерял, в определенном смысле, и своих родителей, не желавших выделять его из других учеников, так что он чувствовал себя одиноким и брошенным. …я не понимаю, как Джон вынес все это»
