побыстрей, ведь активность нашего философа — штука непослушная. Вдруг опять начнёт дуреть.
— Ага!! — кукла Ляля покинула домик Ноги и помчалась по лесу в поисках умнейших существ.
Ей несомненно сопутствовала удача в эту ночь, неиссякаемую на чудеса. Лесные мудрецы собирались в компанию легко и деловито. «Ах, Филушка! — даже так говаривал один из них. — Знаю такого, как же не знать! давно мечтал встретиться!..» Врал, конечно, но мне было приятно.
— Филушка, вы вздремните чуток, это не беда. — мягко разрешила Нога. — Если чего интересное случится — мы вас разбудим.
— Ещё граммов пятьдесят не желаете? — намекнули Ослиные Уши на свежераскупоренную бутылку.
— Н-не… н-не желаю… — мирно произнёс я и предался пьяненьким размышлениям, напрочь отвлекаясь от беседы Ослиных Ушей и Ноги.
…Чего это такое болтала кукла Ляля про меня, про убийство, которое я могу совершить?.. беспардонно пакостная чушь, которая может прийти в голову только безголовому существу… мне ли (мне!!!) суметь решиться на убийство?.. вы проследите внимательно за моими поступками, за моим трусливым поведением в течении всего текущего повествования (В ТЕЧЕНИИ ВСЕГО ТЕКУЩЕГО — хм… масло масленое…) и найдите хоть что-нибудь, указывающее на мою жестокость и похотливое утоление истеричных желаний… нет, я не опасаюсь своей посредственной клоунадой прослыть за человека, которого хочется всегда жалеть и жалить, с которым можно обращаться, словно с чудаковатой обузой, а при случае можно загнать в угол и с садисткой терпеливостью вынуждать к убийству… у меня имеется чёткий инстинкт выживания и он украшает многие мои убеждения, мою иронию по отношение к окружающей действительности… и если я в себе не смогу выработать до конца безразличие к собственной телесной смерти, умение ловко определять игру случая — всего-то какую-то перекоканную и перештопанную игру случая, благодаря которой я очутился здесь, выпрыгнул из дурацкого поезда — то зато давно научился ценить понятность любой чужой смерти, её подловато-законную необходимость… и дело не только в гибели стаи волков — смерть этих мерзавцев никого и ничему не научит… я молод, но уже давно превратился в циника… безобидного, нужно правду сказать, циника… исследуя сотни опубликованных пророчеств и комментариев к ним, я стал неизлечимым ёрником, но — вместе с тем — и научился многое прощать, или просто не обращать внимания…. обращал ли внимание библейский Адам, изгнанный из рая, на то, что вытворяют его дети с собой?.. для меня Каин и Авель не символы признанной всеми гибкой библейской мудрости, уснащающей и оценивающей варево человеческой жизни, варево характеров… Каин и Авель не представляются мне жуткими украшениями зари цивилизации в стиле активной альтернативы бытия друг для друга… для меня они не антагонисты… в моём разумении они некая единая величина, удобная для осмотра со всех сторон, некое целостное полноправное животное, созидающее себя — свою дорогостоящую личность — через казнь, через некий самосуд… и если самосуд кажется кому-то неубедительным уходом от проблем, то я постараюсь напомнить вам об изначальной примитивной сущности жизни человека на земле, при которой самосуд мог являться необходимым средством, после которого непременно кому-нибудь становилось легче, а в обязанности человека всегда входила забота о комфортабельности своих родных и близких, поскольку, заботясь о других, мы заботимся о себе, и тогда получается, что Адам, изгнанный из рая, только затем, что умереть в конечном счёте, сначала убивает собственного сына, пусть даже не своими руками, а руками другого своего сына, и вот теперь я — сжавшись и сосредоточившись — обретаю в себе, словно последнее духовное совершенство, истерию детоубийства, и мчусь со своим прекрасным вдохновенным детоубийством в какой-нибудь омут, в государствообразующую клоаку, в античный ад, где чертей подменяют очеловеченные пороки и похоти предыдущих поколений, и я влетаю туда витязем на белом коне, очами сверкая и вытаскиваю звонкий меч из ножен: «Сын мой! где ты? слышишь ли ты всё это?..» — «Слышу-у!..» — ответит подавленный дрожащий голосок, и я, пришпорив обезумевшего коня, устремлюсь на этот голосок, скуля от нетерпения, алчущий вкусной сыновней крови, помахивая величественно-обнажённым мечом!.. я есть такой, каким меня придумал Бог…
Больше всего на свете я боюсь самого себя.
ПРАПОРЩИК УДУШЕНКО
В отдельном купе поезда, уносящего призывников в воинскую часть, поближе к фронту, расположились прапорщик Удушенко и старший сержант Ломтёв. Прапорщик угощал младшего товарища трофейным вискарём, хвастаясь своими связями и авторитетом в высших кругах. Сержант Ломтёв всегда рад был выпить что покрепче, хотя предпочитал коньяк. «Раньше и молдавский коньяк был приличный, и дагестанский… — душевно бормотал сержант. — А теперь ничего нет, всё подевалось куда-то, все воюют друг с другом. Хер нам теперь получается, а не коньяк.»
— Да как ты вообще можешь пить этот клоповник? — возмутился прапорщик. — Это же не бухло, а отстой. Поверь моему опыту, сынок: в вискаре вся сила пьянства, все тайны и смыслы… особенно если шашлычком закусывать… особенно когда на природе…
— А водка?
— Да, водку я тоже уважаю, только хорошую. Могу и чистого спирта дерябнуть с удовольствием, но после него башка болит. После вискаря тоже болит, но как-то по-особому отвратительно, не так, как с водки. Тоски нет с вискаря.
— Наш военком тоже трофейный вискарь жрёт по пятницам, прямо в кабинете. Говорит, это напиток богов, кровь воинов Валгаллы. Правда, лимонадом его бодяжит. Без лимонада не может пить, не лезет, говорит.
— Если лимонадом бодяжить вискарь, то это жесть какая-то. — высморкнулся прапорщик. — Ладно, если просто запивать, но разбавлять — это себя не уважать. Я обычно наливаю полстакана, добавляю три кубика льда и пью, смакую. Если мяса в доме нет, можно плавленым сырком закусывать. Некоторые любят оливки, но я оливки тоже за еду не считаю, как и маслины разные. Не люблю. Блевать тянет.
— Все люди разные потому что — примирительно высказался сержант Ломтёв. — Родились разными, и кто чего любит, тот тем и доволен. Одни футбол любят, другие хоккей. Третьи просто хотят в картишки перекинуться. В буру можно или в дурачка.
— Да какая разница — разные мы или не разные — если от футбола вашего тоже блевать тянет?.. — сплюнул и утёр рот прапорщик Удушенко. — Вот какой смысл в этом футболе — ты мне можешь сказать?.. Бегают чего-то пополю, недоумки какие-то, мячи пинают… куда? зачем? за что люди зарплаты получают?.. Я этого не понимаю.
— Да я футбол тоже не особо смотрю, просто если дома нечего делать, а футбол показывают по телеку — тогда смотрю. Под водочку или коньячок. Я ведь
