Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
застала Тима врасплох, с изумлением глядящим на нее.
– А, это ты, – сказала она, и ее лицо – все, кроме глаз, – расплылось в улыбке.
– Кому ты звонила? – спросил Тим, хотя собирался сказать совсем не то.
– Это была шутка, Тим, – сказала она, – розыгрыш.
Тим пожал плечами и направился к задней двери.
– Я пошел гулять, – сказал он, не оглядываясь. Он знал, что теперь мать не станет его задерживать, потому что он ее подловил.
Он выбежал под дождь, промчался мимо двух кустов сирени и полетел вниз по склону через высокую пожухлую траву; его кеды промокли насквозь уже через пару шагов. Старенький дом Гровера Снодда с коньковой крышей приветствовал Тима из-за огромного клена. Когда Тим был младше, он думал об этом доме как о живом существе, и каждый раз, подходя, приветствовал его, словно дом и впрямь дружелюбно поглядывал на него из-за клена, подмигивая, как старому приятелю. Тим еще не повзрослел окончательно, чтобы отказаться от этой игры; было бы слишком жестоко перестать верить, что дом живой. Поэтому Тим, как обычно, поздоровался: «Привет, дом». У дома было свое лицо, лицо доброго старика, только с окнами вместо глаз и носа, и казалось, на этом лице всегда была улыбка. Тим подбежал к дому, мелькнув крошечной тенью, словно лилипут рядом с огромным добродушным великаном. Дождь лил вовсю. Притормозив, Тим свернул за угол к еще одному клену с дощечками, прибитыми к стволу, вскарабкался наверх, один раз поскользнувшись, и по длинной ветке пробрался к окну Гровера. Изнутри доносился электронный свист.
– Эй, – Тим постучал в окно, – Грови.
Гровер открыл окно и объявил Тиму, что тот имеет прискорбную склонность к дилаторному поведению.
– Чё? – не понял Тим.
– Я только что слушал паренька из Нью-Йорка, – сказал Гровер, когда Тим влез в окно. – Что-то странное сегодня с погодой, обычно мне с трудом удается поймать даже Спрингфилд.
Гровер был заядлым радиолюбителем. Он собрал собственный приемник-передатчик и разные измерительные приборы. Не только погода, но и окружающие горы были причиной капризного поведения радиоволн. Когда Тим оставался ночевать у Гровера, он слышал, как порой далеко за полночь его комната наполнялась эфирными голосами, иногда они доносились даже от морских судов. Гровер любил слушать эфир, но сам редко передавал кому-нибудь сообщения. У него на стене была приколота дорожная карта, и каждый раз, когда слышал новый голос, он делал отметку на карте и указывал частоту. Тим никогда не видел, чтобы Гровер спал. В котором бы часу Тим ни засыпал, Гровер продолжал возиться с настройкой приемника, прижимая к ушам пару огромных обрезиненных наушников. Иногда он включал громкоговоритель. И тогда Тим, то впадая в дрему, то просыпаясь и не различая сна и яви, слышал, как кто-то вызывает полицию на место аварии, или просто улавливал шумы и отзвуки, вдруг возникавшие посреди тишины; слышал, как переговариваются встречающие ночные поезда таксисты, в основном ворча по поводу кофе или обмениваясь плоскими шутками с диспетчером; слышал куски репортажа о матче шахматистов; долетающие из-за Голландских холмов переговоры капитанов буксиров, тянущих груженные гравием баржи вниз по Гудзону; разговоры дорожных рабочих поздней осенью или зимой, всю ночь убирающих снег и расчищающих дороги, или даже голос радиста с торгового судна в открытом море, когда позволяла та штука в небе, слой Хевисайда{148}. Все это проникало в его сны, населяя их случайными персонажами, и утром он не мог сказать, что было отзвуком реальных событий, а что просто привиделось. Здесь Гровер ничем не мог ему помочь. Толком еще не проснувшись, Тим спрашивал: «Грови, что там с пропавшим енотом? Полицейские его нашли?» или «А что было дальше с канадским лесорубом в плавучем доме на реке?» На что Гровер неизменно отвечал: «Я этого не помню». Когда Этьен Шердлу тоже оставался ночевать у Гровера, утром он вспоминал какое-то пение, или доклад наблюдателей за барсуками в некий специальный штаб, или жаркие споры, наполовину по-итальянски, о профессиональном футболе – словом, совсем не то, что запомнилось Тиму.
Этьен тоже должен был прийти сегодня. Приятели собирались каждую субботу по утрам. Возможно, он задерживался, потому что отец опять велел ему что-то сделать на свалке. Этьен был очень толстым пареньком. Свое имя он писал как «80N» и, присовокупив «ха-ха», расписывался таким образом на телефонных столбах – желтым маркером, спертым у дорожных рабочих. Как Тим, Гровер и Карл, Этьен любил устраивать розыгрыши, но в отличие от друзей был прямо-таки одержим этой страстью. Если Гровер был гением, Тим хотел стать тренером баскетбольной команды, а Карл мог бы блистать в этой команде, то Этьен мечтал о профессии, как-нибудь связанной с розыгрышами. «Ты чокнутый, – говорили ему друзья. – Что это за профессия? Ты что, будешь комиком на телевидении или клоуном в цирке?» А Этьен, обняв кого-нибудь за плечи (если не терять бдительности, можно было сообразить: делает он это не из дружеских чувств, а чтобы скотчем прицепить на спину приятелю листок с надписью вроде «МОЯ МАМА ХОДИТ В СОЛДАТСКИХ САПОГАХ» или «ДАЙ МНЕ ПИНКА» – со стрелкой, показывающей, куда именно), отвечал: «Мой отец говорит, что скоро всё будут делать машины. Что работу можно будет найти только на свалках для поломанных машин. Единственное, чего машины не смогут, – это шутить. Только для того люди и останутся – травить анекдоты».
Приятели, пожалуй, были правы: вполне возможно, Этьен был немного чокнутый. Он устраивал такие рискованные каверзы, на которые больше никто не отваживался: прокалывал покрышки у полицейских машин, оставлял дурацкие и, в сущности, бессмысленные записки с подписью «Фантом»{149} на столе в кабинете директрисы, пока та вела урок в восьмом классе, а однажды нырнул с аквалангом в речку и засорил илом водозаборник бумажной фабрики (в результате чего фабрика встала почти на неделю) – и прочие шалости в том же духе. Он ненавидел общественные институты. Его злейшими врагами, главными мишенями его проказ были школа, железная дорога и АУР{150}. Этьен собрал вокруг себя шайку других недовольных, которых директриса, распекая, неизменно называла олигофренами; этого слова они не понимали, а Гровер отказывался объяснять и только бесился, потому что слово было оскорбительным, как «макаронник» или «ниггер». Среди друзей Этьена были такие личности, как братья Мостли – Арнольд и Кермит, которые нюхали полистирольный клей, воровали из магазина мышеловки, а потом развлекались, швыряя их во взведенном состоянии друг в друга где-нибудь на пустыре{151}; Ким Дюфэ, худенькая шестиклассница с экзотической внешностью и светлой косичкой до пояса, вечно перепачканной синими чернилами на конце, – Ким увлекалась взрывчатыми веществами
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
