— Некрас, теперь уж ты не спали меня… Что там смотреть? Некрасивая я… — и сказала так твердо, будто знала, что так оно и есть.
— Ты? Нельга, вот верно ты сказала прежде — боги разумом тебя обделили, — проговорил с трудом. — Никого краше не встречал. Уразумей, медовая, краса девичья не в белом лике, не в круглых щеках. В ином. Ты бы видела себя, глупая. Как идешь, как голову несешь, как смотришь опасно, как улыбаешься… Чай не один я к тебе прилип. Что, не так?
— Некрас, ты не говори слов таких. У тебя обряд в скором времени, а ты вздумал такое. И подарки твои…не к месту. Пойми ты.
— Не будет обряда, медовая. Цветава не невеста мне, а я не жених. Танок-то не ее ныне.
Нельга заволновалась, вскочила с поваленной березки. Глаза круглые, напуганные. За ней Некрас поднялся.
— Что, бежать собралась? Ты погоди, не разочлась еще со мной.
— Не пойму я… Ты не из-за меня ли с Новиками расплевался*?
— А если из-за тебя, тогда как?
— Тогда дурень ты, вот и весь мой сказ!
— Да ну-у-у-у! И кто тебе сказал, что ты людей-то разбирать можешь? Кто дурень, кто умник. Что ты знаешь-то, медовая? Уши у тебя забиты! Говорю тебе — ты мне надобна, никто другой, — снова ругал себя, снова не то говорил и не так.
Кто ж девке такие слова кидает? А вот нате вам, само выскакивает. Нельге врать трудно, то Некрас уж уразумел.
— У тебя забиты! Сколь раз еще повторить? Не люблю тебя… — сказала и загрустила.
— Не, не так говорила. Слова твои помню, железом каленым по сердцу прошлись. Ты говорила, что не меня любишь, а вон как перевернулось. Теперь не любишь меня, но и другого тоже… Нельга, из-за него рыдала?
Она выпрямилась, сверкнула зелеными очами, голосом построжела.
— Слезы мои не твоя печаль. С чего взял, что люб мне?
— Я через тебя весь разум растеряю! То ты скулишь щенём, то княжной новоградской смотришься. Ты кто такая, каких кровей, медовая? Говори сей миг! — ругался, сердился Некрас, но и любовался ею.
— А ты кто таков, а? То сильничаешь, то голубишь! То стращаешь, то подарки носишь! — теперь и Нельга взвилась.
Так и стояли друг напротив друга, ярились, жглись взглядами.
— Нельга, все равно ведь перегляжу тебя. Нравишься… Так бы и любовался, — улыбнулся нежданно.
А она в ответ! И засмеялись оба. Со стороны глянуть — разума-то нет. То ругаются, то хохочут.
— Дурной ты, Некрас, заполошный.
— А я и не таюсь. Какой есть, весь перед тобой, — руки раскинул, мол, смотри сама.
Она и задумалась, правда молчала недолго:
— Верно, какой есть. Врать не врешь, не скрываешься, другим не притворяешься, — вздохнула, словно в воду собралась прыгнуть и опять заговорила. — Ты цену свою назвал за инбирь, Некрас. Разочтемся нето.
Слово ее прозвучало тихо в вечерней роще, но Некрасу почудилось, что гром грянул. Сама? Целовать решилась? Подобрался, кулаки сжал, но с места не двинулся. Только глаза сверкнули опасно и жарко.
— И долго мне стоять, ждать, когда насмелишься?
Нельга шагнула к нему, глаза подняла, а в них и решимость, и испуг. Но не отступила, руки белые положила ему на грудь осторожно, привстала на цыпочки, и прижалась губами к его рту. Через миг отскочила, встала поодаль, но головы не опустила, смотрела прямо.
— Это расчет? Нельга, инбирь настоящий, сама видала, а поцелуй пустяшный, — вот теперь соврал!
Даже этот в этот краткий миг опалило Некраса и сильно.
— Как умею, так и целую, — губы дрогнули, показали Квиту, что сама не рада.
— Ладно, покажу нето, как надо.
В два шага оказался перед ней, взял личико светлое в ладони и почуял, как вздрогнула. Глаза зеленые распахнулись встревожено.
— Нельга, не бойся меня. Богами светлыми клянусь — не обижу. По сей день ругаю себя за дурость свою…веришь? — шептал жарко, смотрел огненно.
— Не боюсь, Некрас… — поверила…
Он и поцеловал, да так, что едва на ногах устоял. Всего ждал, только не ее ответа — жаркого, правдивого. Подалась к нему, упала на грудь, себя доверила. Вот грянь сейчас гром, разверзнись земля, встань перед Некрасом сам Сварог, не выпустил бы Нельги из рук. Сам бы издох, но только с ней рядом.
Губы сладкие, горячие, тело податливое, и как тут разум не утратить? Целовал ее, будто последний раз перед смертью — жарко и жадно. Руки сами собой потянулись к тонкому стану, собрали в горсть тонкую ткань запоны, смяли, прижали крепче. Услышал как сквозь сон чудесный, тихий ее стон, и сам ответил те же…
Сколь времени все длилось никто и не счёл, не вспомнил, очнулись оба уже когда руки ее запутались в его волосах, а сам он ласкал спину прямую, горячую даже сквозь рубаху. А все через громко хрустнувшую ветку…
Нельга опамятовала первой, руки Квита с себя стряхнула… и попятилась. Через миг скрылась за светлыми стволами берез, оставила парня одного.
Некрас головой помотал, осмотрелся, а потом подошел к Свирке, на колени встал да и сунул голову в светлую прохладную воду. Охолонул, встряхнулся псом и заулыбался. Как есть дурной!
Жаль не увидели оба, что не одни они были в роще той. Сквозь ажурную листву с разных сторон смотрели на них, да не в два глаза — в четыре! Два глаза синих, злых, и два голубых, снулых.
От автора:
Таночная лента — танок, как танец имел несколько видов. Это и хоровод, и линейное движение. Девушки брались за руки и шли лентой меж деревьев или между рядами парней. Женские танцы — скромность, плавность, но и эротизм)) Так себя показывали красавицы красавцам)) Танец обрядовый. Родился в южной части Руси, но имел место и в северных регионах. Сопровождался песнями, не музыкой. В моем случае дудки, и все потому, что автор не решилась вставлять в текст обрядовых песен. Очень сложны для восприятия современного человека)))
Другим не хотят показывать — на поясах носили все самое красивое, как подтверждение своего благосостояния. Карманов, повторюсь, не было. В сумы прятали то, чего показывать не желали. Упрощенно.
Расплевались — не буквально, разумеется. Ударили по рукам — выражение расхожее, но перед уговором плевали на ладонь, а уж потом ударяли по рукам. Поплевали — уговорились. Когда говорят — расплевались, имеют в виду разрыв договоренности. Обычай, к слову, не только славянский.
Глава 21
— Ну, чего молчишь-то, красавица? — Всеведа смотрела на Цветаву уж долгонько. — Пришла, так говори.
Девушка очнулась от мыслей своих, глянула на волхву неприветливо.
— Сама не знаешь? — голос-то злой, недовольный.
— Знаю, Цветава, почему пришла. А зачем — того не ведаю. Что надобно тебе? — Всеведа положила тонкие руки на стол, сверкнули богатые перстни.